Я не стала спорить и через полчаса уже входила в тот самый грандиозный зал с компьютерными спецэффектами, который так поразил меня в прошлое посещение. Только теперь подсветка была отключена, и стены казались мутно-серыми, с редкими перламутровыми отливами. Маминова я нашла сидящим возле бара и пьющим – как ни странно, яблочный сок. Хотя в стрессовых ситуациях русские люди, в частности родной отец банкира Маминова, предпочитают куда более крепкие напитки.
– Ну что, прокатимся с ветерком до дачки? – почти весело спросил он, и только по тому, как затравленно блеснули его глаза, можно было догадаться, что этого человека, словно червь, гложет, подтачивает изнутри тревога, сомнение. Страх. – Поедем туда, а? Ведь ты не допустишь, чтобы меня это самое?.. – Он провел ребром ладони по горлу и уставился на меня с видом задумчивым, многозначительным и серьезным. – Хотя, если учесть, к кому мы едем и как окончились подобные увеселения в прошлый раз, я думаю, что меня сегодня убьют.
Я даже вздрогнула:
– Что вы такое говорите, Алексей Павлович?
– А может, и не убьют. Хотели бы – давно уже убили бы. Я абсолютно в этом уверен. Они имеют ко мне доступ. Потому что работает кто-то из своих, из близких… из тех, кто будет сегодня на дне рождения Лены.
– Ну, вы знаете…
– А что? – спокойно отозвался он. – Им выгодно. Даже Анне Ивановне и ее Леониду Ильичу, да и всем – выгодно. Им выгодно, чтобы я умер. А что? Когда это я был им нужен? Мавродитис, которого я считал лучшим другом, готовил мое устранение. Видите ли, я не даю ему развернуться своей дебильной – как он любил выражаться! – осторожностью. Ленка, жена, с которой я пылинки сдувал, которой за семь лет ни разу не изменил, – оказалось, ненавидит меня. И тоже мечтает, чтобы я умер. Сестра… та вообще давно против меня, и ведь я ничего не знал, что она… что ее… Вот к чему я пришел со своей осторожностью. А ведь я не трус, Мария, нет. Ведь ты, наверно, подумала: ах, этот рыхлый, сахарный банкир, который ничего громче шороха купюр не слышал. Я, между прочим, тоже умею рисковать! Это я учил Ленку стрелять. Это я учил Мавродитиса размаху финансовых операций. А потом, видите ли, меня нужно списать на свалку, так?
Он пытался говорить спокойно. Выговаривать слова отчетливо. Но нет. И еще – ему плохо удавалось играть хладнокровие. Моменты, когда он срывался на сдавленное, бубнящее, прерывистое бормотание, характеризовали его куда лучше, нежели нарочитая бравада равнодушием.
– Алексей Павлович, – сказала я, – никто не говорит, что вас нужно списать на свалку. Просто, по всей видимости, раньше вы предпочитали из соображений спокойствия закрывать глаза на многое, щадить свои нервы или просто не знали, не хотели знать. А теперь это «многое» сорвалось под уклон и стало нарастать, как лавина. Но не факт, что она, эта лавина, вас накроет.
– Успокоила, – произнес он, – да уж…
На этом разговор закончился. Если это вообще можно назвать разговором. Маминову позвонила Анна Ивановна, я отошла к окну и углубилась в размышления, которые возникли в мозгу как под влиянием босса, так и по собственным выкладкам.
И все-таки интуитивно я чувствовала, что этим людям – или этому человеку – не нужна смерть Маминова. По крайней мере на данном этапе. Но плох тот детектив, который недостаток информации для логического анализа пытается подменить мнимо очевидными выкладками интуитивно-подсознательного порядка. Равно как и тот, кто при четком рациональном подходе не дает пищи воображению.
Итак, я имею в виду цепочку фактов, казалось бы, очень наглядно и зримо связанных между собой, а на деле совершенно отличных друг от друга. Вся эта череда убийств плюс «ребус» с адресом: Чернышева, 11-140… все это, бесспорно, закручено вокруг Маминова. Но Маминов не конечная цель, он нужен живым – иначе к чему вся эта трагикомедия с угрозами, побегом нарков из диспансера и похищением сестры Марины? Если бы его хотели убить, уже убили бы. Маминов прав, утверждая это. Я не думаю, что человек, сумевший послать пулю с почти километровой дистанции в сердце Мавродитиса, человек, снявший Цветкова с порога собственного дома, не сумел бы устранить Маминова одним точным выстрелом – без хлопотной свистопляски с беспредметными угрозами и кровавого шабаша на Чернышева, 11. Да и чего проще – ожидать приезда банкира именно по этому адресу и убить его там. Ведь у меня были такие подозрения! Но убийцы не стали форсировать события…
Была и еще одна неутешительная мысль на общем жутковатом фоне. Маминов что-то скрывал от меня. И это «что-то», вероятнее всего, было связано с деятельностью Никиты Цветкова. Человека, выведшего в жизнь всю троицу ММБ – Маминова, Мавродитиса, Берга. Цветков, этот романтик больших дорог (особенно если увязать это с таинственным исчезновением дальнобойщиков из его фирмы), – это дело особое. Весь мой опыт, вся моя интуиция говорили об этом, но с мотивацией пока что были недвусмысленные пробуксовки, и поэтому я решила оставить свои подозрения при себе. Родион меня за беспочвенные домыслы по головке не погладит. Ну что ж, буду держать при себе.
До поры до времени.
Маминов вышел из гардеробной уже при параде: в белой рубашке, в элегантном светлом легком костюме. Под рубашкой я заметила что-то вроде футболки, но я прекрасно распознала, что это. В свое время Родион прочитал мне целый курс по новейшим бронежилетам, и я сказала:
– А вот это я одобряю.
Он перехватил мой взгляд:
– А, это? Это от Хала. Он всегда заставлял его таскать на себе, если дело пахло жареным. Выдержит выстрел в упор из ствола сорок пятого калибра. Другое дело, что мне при этом все ребра переломает. Ну да ладно.
Зазвонил телефон. Маминов взял трубку:
– Ну? Приехали? Нет, не надо наверх, я сам выйду. «Линкольн»? «Линкольн» загоните обратно, понятно? Что с Халом? Ищете? Значит, плохо ищете! Чтобы мне его живым или мертвым!.. Лучше – сами знаете как. Все, ждите. – Он повернулся ко мне: – Охрана подъехала, ждут меня. Что-то в последнее время охране моей не везет. Сначала Кириллов, вот теперь Халмурзаев. Ладно, Мария. Я, кажется, обещал вам прокатиться с ветерком? Ну, я-то свои обещания выполняю всегда.
– Вы сказали, Алексей Павлович, что поедете не на «Линкольне». У вас глаза блестят, Алексей Павлович. Что-то особенное?
– А вот пойдем посмотрим, – сказал он.
Мы миновали первый этаж и по широкой лестнице, идущей по спиральному проходу, залитому светом люминесцентных ламп, спустились в подвал. Перед нами оказалась высоченная стальная стена. Маминов подошел к ней и набрал код. Что-то негромко загудело, и стена бесшумно поднялась.
Это был, как я и подумала, подземный гараж. Тут расположился целый автопарк. Нет смысла перечислять все машины, которые тут находились. Их было, наверно, около двух десятков. А ту, на которой собирался ехать Маминов, я отгадала сразу же. Это был подарок Берга и уже покойного Мавродитиса на юбилей. «Ламборджини дьябло». Таких машин даже в Москве очень мало, можно практически пересчитать по пальцам. Штучный товар, везут напрямую из Италии по заказу, а для автосалонов это слишком дорогая модель. Она в самом деле была великолепна: грациозная, отливающая новенькой, глубокого тона, темно-зеленой краской; низкая, слишком низкая для наших дорог посадка, изящные и стройные обводы корпуса.