Но княжна светилась и цвела от счастья. А лучезарной улыбке, которой она одарила напоследок фон Берберга, позавидовало бы даже яркое весеннее солнышко.
— Дуроська! — констатировал Сыма Цзян.
Бурцев вздохнул. Так-то оно так, да беда в том, что любит он эту дурочку безумно. А вот она его… Ох, не складывается чего-то у них любовь. И помидоры вянут целыми плантациями.
Возвращались в селение пруссов молча, не глядя друг на друга. Китаец деликатно следовал сзади, намотав на руку повод трофейного тевтонского коня. Но почему-то от того, что Сыма Цзян так сильно подотстал, на душе было еще тоскливей. Шагать с Аделаидой плечо к плечу и воротить при этом носы в разные стороны просто невыносимо.
Наверное, стоило бы что-то сказать. А что? Что тут скажешь?
Первой заговорила княжна. Остановилась, глядя на трупы в тевтонских плащах, произнесла тихо, задумчиво:
— А ведь среди немцев тоже встречаются достойные рыцари.
Вот тут-то Бурцева прорвало:
— И в одного такого ты сегодня втюрилась по уши? Как девчонка несмышленая. Небось, звал уже тебя с собой этот Фридрих, а?
— А хоть бы и так. Может, стоило поехать?
Во второй раз его рука сама поднялась для удара. Хлестнуть. Больно. Звонко. Сильно. Удержался в последний момент. Теперь — едва удержался.
— Что?! — Гордая шляхтенка переменилась в лице, задышала тяжело, часто. — Опять?!
— Аделаида, милая…
Тщетная попытка запоздалого примирения…
— Понравилось махать руками, да? — обдала она его холодом. — А может, пожелаешь еще надеть на меня пояс верности?
Ледяная насмешка, которой он не помнил с момента их первой встречи. Злые искорки в глазах. Подрагивающие губы. Это уже не просто истерика. Это какое-то клокочущее бешенство.
— А может, потащишь за собой на татарском аркане?
Бурцев только сплюнул. Что еще оставалось?
— Или запрешь в башне?! — не унималась Аделаида. Голос ее сорвался на визг. — Так ведь нет у тебя, лапотника вчерашнего, ни башни, ни замка, ни угла, где голову преклонить и куда жену молодую привезти. Разбойник Освальд — и тот свою вотчину имеет. Хорошо ли, худо ли, но имеет, а ты, выскочка мужицкий, гол, как сокол. Рыцарем зовешься, а ни герба, ни двора, ни оруженосца. Только свора лихого люда, истинной веры не знающего, под началом. Да странствия вековечные бесконечные. А мне такого не надо, Вацлав! Не-на-до! Я княжна Малопольская, дочь Лешко Белого Агделайда Краковская. И достойна лучшей доли.
Он смотрел уже с любопытством. Интересно, что девчонке наговорил этот немец? Аделаида распалялась все сильнее. Вообще-то когда такое начинается — слова поперек не вставишь. Но Бурцев попытался.
— Фон Берберг, между прочим, тоже всего лишь странствующий рыцарь, — напомнил он.
Княжна взвилась по новой:
— Всего лишь?! Э-э-э, нет, не равняй его с собой, Вацлав. Фридрих учтив в обхождении с дамами и куда благороднее тебя. И всегда будет верен в любви! Такой, как он, меня боготворил бы до конца дней своих. А еще он с честью носит герб славного древнего рода. И богат. Ему есть, куда возвращаться после странствий. У фон Берберга в Вестфалии имеются обширные ленные земли, и фамильные имения, и замок такой, о котором тебе не мечталось. И уж коли хочешь знать — да, звал меня Фридрих с собой. Обещал осыпать златом. Обещал сделать хозяйкой в своем доме. И жизнь обещал мне, приличествующую княжне.
Бурцев устало вздохнул:
— Послушай, Аделаида, ты не можешь стать хозяйкой замка фон Берберга. Ты замужем за другим. За мной. Я не Казимир Куявский и не принуждал тебя к этому замужеству силой. По доброй воле ты за меня пошла. Но раз уж пошла, давай как-нибудь ладить. Все-таки сочетались мы с тобой законным браком. А после венчания по истинной, как ты говоришь, вере чего на сторону-то смотреть? Номер не прошел.
— Ах, законный брак?! Ах, венчание?! А много ли законности и божественного промысла в том, что тати Освальда поймали монаха и под страхом смерти заставили творить святой обряд. Не в церкви даже, а посередь леса, как это принято у язычников. Разбойничья свадьба — вот что у нас с тобой было, Вацлав, а не церковное венчание. И знаешь, что я тебе скажу? Мало угоден небесам такой брак. Ну, а то, что я сдуру, не подумав, вышла за тебя, так это ведь можно и исправить.
«Валяй!»
Он едва не рявкнул это в сердцах. Да опередили.
— Василь! — окликнул Дмитрий. — Дело тут у нас безотложное. И мудреное очень.
Вид у новгородца был виноватый. Чуял дружинник — не ко времени явился. Однако Бурцев сам шагнул навстречу медведю в латах. С облегчением шагнул. Даже самые мудреные дела решать порой легче, чем разговаривать с разгневанной женушкой.
— Что, совсем плохо? — сочувственно шепнул русич. Давно и искренне Дмитрий сопереживал воеводе, которого, по выражению новгородца, «охомутала» непутевая молодуха. — Бросил бы ты эту княжну, Василь. Все равно проку от нее только титул, да и тот — не пришей кобыле хвост. А у нас на новгородчине такие девки! И покладистые, и работящие, и пышнотелые, и…
Бурцев лишь отмахнулся:
— Девок тех еще полюбить надо. А я Аделаидку люблю, какова она ни есть. И хватит об этом, Дмитрий. Дело давай говори. Чего стряслось-то?
Как выяснилось, озлобленные пруссы принесли в жертву раненых и немногих захваченных в плен немцев. Массовое жертвоприношение состоялось сразу же после битвы. Полонян даже не стали гнать в Священный лес, а попросту перерезали в молельном сарае Гляндова городища. Но прежде пруссы вызнали у самых разговорчивых орденских кнехтов, откуда, куда и зачем двигался отряд крестоносцев.
Судя по рассказам перепуганных пленников, тевтоны вышли из Наревского замка — того самого, что перегородил дружине Бурцева путь через болота, — оставив за стенами лишь малый гарнизон. Местный комтур со своими рыцарями, сержантами-полубратьями и многочисленной свитой из оруженосцев, кнехтов и слуг отправился в Кульм по призыву ландмейстера Германа фон Бальке, который после смерти Конрада Тюрингского временно выполнял в братстве Святой Марии функции верховного магистра [14] . Кроме того, из допросов пленных явствовало, будто с благословения посланца папы Григория IX в Кульме скоро должны провозгласить имя нового гроссмейстера ордена.
Впрочем, Бурцева сейчас больше интересовало другое.
— Если крестоносцы направлялись в Кульмские края, как же они вышли к поселку Глянды? — недоумевал он. — Как вообще отыскали нас в такой глухомани?
— Все просто, Василь, — невесело усмехнулся Дмитрий. — На орденском тракте тевтоны обнаружили следы лошадиных копыт. Следы выходили из леса и в лес же уводили. Разведчики отправились по протоптанной стежке.