Вероятно, Бурцева заметили. И угрозу распознали. Следующая автоматная очередь ударила уже не в борт корабля, а в боевую носовую надстройку.
А ни фига! А мимо! Одно дело — бить из‑за люка по здоровенному корпусу когга. И совсем другое — по одиночной фигуре с фаустпатроном. Автоматчик попытался выглянуть, прицелиться. Стрела Бурангула царапнула фрица по макушке, загнала обратно. И нервы у эсэсовцев сдали. Стрельба прекратилась. Ствол «шмайсера» исчез. Раненый автоматчик скользнул вниз. Люк задраивался. Заполнялась носовая балластная цистерна: лодка начинала погружение. Бурцев целился… Наверняка! Бить надо наверняка.
Малютка‑«Зеехунд» ‑непревзойденный рекордсмен по скоростному нырянию. Если обычной субмарине, чтобы уйти под воду, требуется никак не меньше полминуты, то шустрый немецкий «Тюлень» справляется с этой задачей за пять секунд. А если очень постарается — хватит и четырех. Эти фрицы старались, очень старались. Но даже четыре секунды — слишком долгий срок, когда «фаустпатрон» заряжен и наведен на цель, а палец лежит на спусковом крючке. Даже три секунды…
Бурцев задержал дыхание. Вообще‑то о случаях использования гранатомета в качестве орудия противолодочной борьбы ему известно не было. Но если альтернатива фаустпатрону ‑только стрелы, мечи и копья, ничего иного не остается. Бурцев нажал на спуск.
Нос лодки уже скрылся под водой. Зато корма с бешено вращающимся винтом чуть приподнялась над волной. В нее‑то — в хвост испуганного «Тюленя» — и ударила противотанковая граната.
Грохот, осколки, брызги воды и металла… Наверное, сегодня день разбитых корм.
Кумулятивная струя прожгла дыру в машинном отсеке. Там, внутри, рвануло еще раз. Еще больше брызг и осколков… Снесло и отбросило прочь рули и винт. Обрубок субмарины пыхнул пламенем разбитых дизелей. Миг — и лодка с шумным плюхом исчезла из виду.
Лишь пузыри. Да радужное пятно на бурлящей поверхности. Да эсэсовская фуражка…
Там, где ко дну пошел королевский неф, плавало куда больше корабельного хлама. И именно оттуда донесся едва слышный крик.
— О сэку‑у‑ур! — взывали о помощи уцелевшие члены экипажа.
Бурцев присмотрелся. Да, погибли не все. Обломок мачты с паутиной снастей облепил добрый десяток человек. Белым пятном среди спасшихся выделялось платье Алисы Шампанской. Что ж, надо помочь. Тем более что…
— Королева за бортом! — гаркнул Бурцев.
Перевода не потребовалось. Все всё видели. Все всё поняли.
Минут через двадцать королева была на борту. Жалкая, промокшая, испуганная. Рядом — верный Жюль. Тонуть, бросив венценосную особу на произвол судьбы, капитану, видимо, не полагалось.
— Ох, рано мы с вами распрощались, ваше величество, — хмыкнул Бурцев.
— Мерси… мерси… мерси… ‑Алиса Шампанская выбивала зубами частую дробь. Жюль укутывал величество в сухой плащ.
— Мерси… мерси… мерси… — на большее она была не способна. Шок.
— Да ладно вам, ваше величество, не за что.
Пока Алиса Шампанская приходила в себя, Бурцев прикидывал, как быть дальше. Этой беглянке следует держаться от палестинских берегов подальше. Ему же, наоборот, нужно попасть туда как можно скорее. А корабль у них теперь один. Распилить надвое — потонет.
Проблему решила сама королева. По‑королевски благородно.
— Вы уже дважды спасаете меня, мсье Вася. И я желаю отплатить за ваше благородство, дабы впредь не чувствовать себя обязанной. Мы доставим вас и ваших друзей в Святую землю. Высадим в порту Яффы и сразу отчалим. Вы отправитесь разыскивать свою… — Алиса Шампанская вздохнула сокрушенно, — свою возлюбленную супругу. Я отправлюсь во Францию.
Он поблагодарил — искренне и пылко. Но напомнил, на всякий случай, для очистки совести:
— Это опасно, ваше величество. Если тевтоны или Хранители Гроба узнают…
— Тогда вы спасете меня в третий раз, — перебила она.
Сказала сухо, серьезно, без тени дешевого кокетства. Это была не просьба и не приказ. Просто констатация факта.
Бурцев склонил голову. Раз уж сама королева верит в его возможности так безоглядно…
— Жюль! — позвала Алиса Шампанская.
Вскоре капитан гонял своих матросов по коггу.
Пулевые отверстия у ватерлинии законопатили и замазали растопленной смолистой массой из пиратских запасов. Да так, что захочешь — не разглядишь. Течь ликвидировали, воду из трюма вычерпали. Ровненькие, кругленькие — явно не от наконечников стрел — дыры в парусе залатали широкими бесформенными заплатами. Изрешеченные огнем крупнокалиберного пулемета надстройки на корме и носу сбросили за борт. Без грозных башенок боевой корабль обрел мирный вид. Правда, видок портили разномастные пиратские щиты — их вывесили вдоль бортов на варяжско‑новгородскии манер. Но иначе нельзя: щиты закрывали следы обстрела из двадцатимиллиметрового орудия «раумбота».
Все складывалось замечательно. Парус ловил попутный ветер. Когг уверенно скользил по волнам.
— Василий, — Джеймс тронул его за плечо. Лицо папского шпиона выглядело озабоченным.
— В чем дело, брави?
— Глянь‑ка на мачту.
— Ну? И что? Мачта как мачта. Ничего особенного я на ней не вижу.
— В том‑то и дело! Ни одного флажка. Мы ведь сами теперь как пираты! И на таком корабле ты хочешь войти в порт Яффы?
Хм… Действительно, непорядок. Проблемка, блин! И под рукой, как назло, нет ни одного мало‑мальски подходящего вымпела. Или… или есть?
Бурцев подошел к Гавриле:
— Алексич, выручай. Нужен твой платок с венецианским львом.
— Зачем?
— К мачте прицепим вместо флага.
Новгородец посмурнел. Платочек‑то не простой. Подарок несчастной Дездемоны — зазнобушки Гаврилы, павшей от «вальтеровской» пули.
— Сотник, мы ведь не на гулянку плывем, — добавил Бурцев, — ас немцами квитаться. И за Дездемону твою — в том числе. Без флага нам никак нельзя.
С тяжким вздохом и без явной охоты Гаврила вынул из‑за пазухи подарок возлюбленной. Развернул…
— Подойдет? — Бурцев глянул на Джеймса.
— О, разумеется, — обрадовался брави. — Венеция — союзник братства Святой Марии и Хранителей Гроба. А платок достаточно велик для флага. По крайней мере, это лучше, чем ничего. И намного лучше кипрского герба Алисы Шампанской.
Ветер дул попутный. Венецианский крылатый лев бился на привязи. Бывший пиратский когг рассекал волны. Так, под чужим флагом, на чужом корабле, они и вошли в воды, омывающие Святую землю.
Порт Яффы встречал неприветливо. И притом весьма. Катером береговой охраны, вынырнувшим из‑за парусных судов, встречал их порт.