Бурцев надел топхельм. Чтоб уж полностью соответствовать образу крестоносца из ордена Святой Марии. Взять оружие пленных эсэсовцев? Нет, не стоит. Джеймс не управится с «колдовским самострелом», а сам он… Ему спрятать «вальтер» от охраны Гиммлера будет непросто. Ну не приспособлены средневековые доспехи для скрытого ношения пистолетов. Нагрудного ковчежца‑кобуры, как у старого знакомого Фридриха фон Берберга, у Бурцева нет. А тевтонский брат с «вальтером» за рыцарской перевязью — это уж как‑то слишком подозрительно. В общем, хватит меча в ножнах и кольтелло в рукаве брави. Должно хватить… Для начала. Потом будут трофеи.
— Пошли, Джеймс! — прогудел Бурцев из‑под шлема.
— Храни вас Господи Иисусе! — пожелал Гаврила.
— И Пресвятая Дева Мария! — вздохнула Ядвига.
— Да поможет вам Аллах! — добавил Хабибулла, завидев, как крестятся христиане.
— И Будда пускай пребудется с ваша, — торопливо произнес Сыма Цзян.
— И извечный Тенгри, и могущественная Этуген! — Язычник‑Бурангул тоже не остался в стороне.
— И Окопирмс, и Перкуно, и Потримпо, и Патолло, — скороговоркой помянул главных прусских божеств дядька Адам.
Весьма, в общем, обнадеживающее напутствие.
Тяжелая бронированная дверь открылась без проблем. Простой и надежный запор с хорошо смазанным колесом не требовал специальных навыков медвежатника. Крутишь колесо в одну сторону — дверь отпирается. Крутишь в другую — запирается.
Два автоматчика, дежурившие снаружи, не проявили агрессивности. Наоборот, вытянулись в струнку, когда из хронобункера вышли двое — тевтонский рыцарь при полном доспехе и медиум с накинутым на голову капюшоном.
Рыцарь чуть кивнул ведрообразным шлемом. Медиум вскинул руку.
— Хайль Гитлер! — донеслось из‑под капюшона.
Дверь в хронобункер закрыли быстро. Изнутри закрыли.
Рыцарь и медиум не пошли прямо — по широкому ангароподобному проходу — к внешним воротам. И не свернули влево, где проходила инструктаж разведгруппа испытателей, которым надлежало первыми вступить в цайт‑тоннель. Странная пара вошла в правый коридор. В тот, который вел к камере допросов. Значит, происходило что‑то важное. Что‑то очень важное. Что‑то, что не должно касаться рядовых вояк…
Неподвижные автоматчики молча смотрели вслед удаляющимся фигурам. Каменные лица, пустые глаза… Так и должно быть. В охрану хронобункера специально отбирали тех, кто умел держать язык и эмоции при себе. И кто умел исполнять приказы, не утруждаясь излишними размышлениями. А приказ сегодня был прост и ясен: не впускать в хронобункер посторонних и не чинить препятствий сотрудникам эзотерической службы. Белее того, эзотерикам надлежало оказывать всяческое содействие. Если попросят — оказывать. Просьб о содействии пока не поступало. Потому и стояли автоматчики навытяжку со «шмайсерами» на животах. Просто стояли. И думали об одном — как сохранить невозмутимость арийских физиономий.
Теперь‑то это было проще. Гораздо… Сегодня из хронобункера уже выходил один тевтонский рыцарь. Его тоже увели в правый коридор, к камере допросов. Вслед за какой‑то девчонкой. Но, наверное, одного рыцаря оказалось мало. Потребовалось еще…
Медиум в черном балахоне и рыцарь с черным крестом скрылись за плавным изгибом тоннеля. Автоматчики расслабились. Переглянулись. Они уже начинали привыкать. Это было необходимо. Без этого нельзя. Скоро пришельцы из прошлого станут здесь частыми гостями. Так считали солдаты цайт‑команды СС.
Широкий, просторный коридор освещался столь же хорошо, как и хронобункер. Лампы, укрытые выпуклыми прозрачными плафонами, изливали резкий свет через каждые три метра. А под ногами — неправдоподобно гладкий бетонный пол. Все это смахивало на кишку космического корабля. Или на какое‑нибудь футуристическое метро. Правда, без рельсов.
Джеймс ступал беззвучно. Бурцев царапал пол шпорами. Нервы были на пределе. И благословением Господним казалось глухое ведро топхельма, под которым так удобно прятать физиономию. Джеймсу приходилось труднее: в ярком свете мощных ламп капюшон медиума закрывал лишь верхнюю часть лица. Впрочем, брави пока держался молодцом. Да и никто им пока не встречался. Справа и слева виднелись узкие боковые проходы, темные ниши и запертые двери. Но людей не было. Продвижению рыцаря и сотрудника эзотерической службы не препятствовали.
Потом коридор закончился.
Массивной запертой дверью. И стеной. В стене — пулеметная амбразура. Хорошая позиция — весь коридорчик простреливается.
Между дверью и бойницей стоит офицер в чине гаупштурмфюрера. С «вальтером». В кобуре. Зыркает пытливым взглядом. Не стреляет. По тевтонским крестам и балахонам медиумов здесь стрелять не принято. Сразу, по крайней мере. Сначала поговорят. Как минимум.
Они приблизились. Офицер отсалютовал.
Джеймс ответил, не дожидаясь знака Бурцева, — быстро учится, брави. Два «хайля» нацистского приветствия слились в один.
— Я смотрю, ваш цайт‑тоннель заработал, господин медиум? — дружелюбно хмыкнул гауптштурм‑фюрер.
Вообще‑то смотрел он на Бурцева. Прямо пожирал глазами. Еще бы! Ожившая история топчется перед запертой дверью. И от гаупштурмфюрера зависит: впускать — не впускать.
— Я‑я, — быстро и не особо вникая в вопрос, ответил брави.
«Да‑да»‑коротко и деловито. Джеймс имел сейчас вид порученца по особо важным делам, которому недосуг вести долгие разговоры. Но и гауп‑штурмфюрер службу знал. Спросил, что положено: куда, мол, зачем? Лицо у этого вояки было поживее, чем у часовых хронобункера, взгляд — повнимательнее. И подобострастия в том взгляде поменьше. И из‑за плеча немца совсем уж негостеприимно торчит пулеметное рыльце.
Личная охрана рейхсфюрера, — так говорил Ганс. Прежде чем брави успел ляпнуть лишнее, Бурцев выступил вперед. Звеня металлом, шаркая шпорами. Вновь привлекая все, абсолютно все внимание фрица к своей персоне. Заговорил — громко, уверенно, с должной долей рыцарской спеси, с необходимой толикой почтительности в голосе:
— Брат во Христе! Я должен без промедления видеть вашего гроссмейстера.
— Гроссмейстера? — поднял брови немец. — Какого еще гроссмейстера?
Шахматного, мля!
— Гроссмейстера благочестивых Хранителей Гроба. Рейхсфюрер — так его здесь называют. Брат Рудольф, прибывший со мной из Иерусалима, — Бурцев указал на сопровождающего, — любезно согласился проводить меня к нему, дабы…
Его перебили. Не очень вежливо:
— А соблаговолите‑ка для начала снять шлем, господин рыцарь. И вы, э‑э‑э… брат Рудольф, тоже поднимите капюшон.
Сердце в груди Бурцева застучало часто‑часто, сильно‑сильно. Неужто заподозрил что? Или пустая формальность? Скорее уж второе. Вряд ли гаупт‑штурмфюрер, охраняющий подступы к допросной камере, знает в лицо магистров братства Святой Марии и медиумов эзотерической службы СС.