Священник поджал губы:
– Я же сказал: адское то пламя было. И шло оно снизу.
Хм… Извержение вулкана?
– А адское пламя разливалось, подобно лаве или…
– Разносилось подобно ветру.
Так-так-так… А еще этот таинственный недуг, выкосивший остатки герцогского воинства. Уж очень он смахивает на симптомы лучевой болезни, как минимум, средней степени тяжести. Как бы ни были прочны рыцарские латы, а от радиации они не спасут. Да, все сходится – даже характерный при радиоактивном поражении организма кратковременный период ремиссии – то самое «облегчение мукам», что дало возможность умирающим спокойно исповедаться и причаститься.
Ну, и наконец, главное… Бурцев еще раз взглянул на трехгрудую ведьму. Вот она откуда взялась, пресловутая «сиська дьявола». Результат мутации это. Как и все прочие уродства, взбудоражившие округу.
– Ну, так что, поджигать, Ваша милость? – торопил отец Бонифаций.
– Сначала моя милость явит милость этой ведьме, святой отец.
– Милость?! Ведьме?! – Священник не понимал барона и не желал понимать. – О чем вы говорите?!
– Пусть она ведьма, но ведь и дама к тому же, – хмыкнул фон Гейнц. – А я как-никак рыцарь. Так что… Пусть ее придушат перед сожжением. Чтоб не мучилась.
– Но…
– Не спорьте, святой отец. Грешное тело, как и должно, будет предано огню. А большего не нужно.
Наверное, в данной ситуации это было верхом милосердия и благородства. Однако Бурцеву по-прежнему не хотелось становиться молчаливым свидетелем бессмысленного смертоубийства.
– Позвольте, господин барон. – Он повернулся к фон Гейнцу.
– Да, слушаю?
– У меня будет к вам одна просьба весьма деликатного характера.
– Чем я могу помочь, почтенный комтур?
– Отдайте ведьму мне.
Сзади чуть не грохнулась на землю Аделаида.
– Вам?! – Брови фон Гейнца скрылись где-то под поднятым забралом. – Помилуйте, но зачем вам ведьма?!
Отец Бонифаций встревожился.
– Тварь следует изничтожить! – гневно потряс крестом священник. – Как можно оставлять в живых такую мерзость?
– Вацлав! – зашипела в ухо Аделаида. – На кой ляд тебе сдалась эта мерзопакостная девка?!
Бурцев ответил.
Сначала – барону и священнослужителю:
– Братья ордена Святой Марии в живых мерзость не оставляют. Но вначале я намерен с ней поговорить и расспросить кое о чем…
Соврал, конечно. Рыцарь и святой отец непонимающе хлопали глазами.
– О чем расспрашивать ведьму?! – вознегодовал отец Бонифаций.
Пришлось сочинять на ходу:
– Какому демону она подчиняется. Как поддерживает связь с ним. С какого конца садится на помело. Ну, и вообще, не мешало бы учинить следствие по всей форме.
– Вацлав, – шептала за спиной супруга, – признавайся, зачем тебе девка с тремя грудями? Тебе двух моих мало, да?
Бурцев процедил сквозь зубы:
– Не ревнуй. Я просто не люблю, когда жгут невинных людей.
– Ревновать? – дернулась Аделаида. – Тебя? К ней?! Много чести вам обоим! И кого ты тут называешь невинным?
– Тихо, – предупредил Бурцев. – Веди себя, как подобает служанке. Иначе мы тоже всей толпой пойдем на костер. Хочешь гореть в одном пламени с ведьмой?
Аделаида заткнулась. Видимо, не хотела. Вместе с трехгрудой ведьмой – точно нет.
Барон хмурился:
– Следствие, значит? Вы имеете в виду пытки, господин комтур? Ну, если это, действительно, так необходимо, мы можем устроить… В подвалах замка имеются темницы с пыточным инструментом. Хотя, честно говоря, я бы…
– Вообще-то, я говорю не о пытках, – перебил Бурцев.
Лицо фон Гейнца вытянулось.
– Но как проводить дознание без пыток?! Разве такое возможно?
Бурцев сделал постную физиономию.
– Слово Божие, только лишь слово Божие…
– Вы полагаете, я не читал молитв над этой ведьмачкой?! – брызгая слюной, встрял отец Бонифаций. – Да с тех пор, как ее сюда доставили, только этим занимаюсь. И думаете, я добился признания или раскаяния? Это сатанинское отродье лишь бранится. И притом, замечу, – весьма премерзопакостно! Я подозреваю, помимо прочего, тут имеет место быть великая одержимость.
– Я, конечно, никоим образом не хочу ставить под сомнение ваш непререкаемый авторитет, святой отец, – мягко произнес Бурцев. – Однако должен заметить, что братья-каноники ордена Святой Марии, уже не одну сотню лет оберегающего границы христианского мира от язычников и прочих врагов истинной веры, являются все же более сведущими в некоторых вопросах противоборства с нечистой силой.
Священник из Шварцвальдского замка обиделся, побагровел, фыркнул гневно. Ладно, пусть себе…
Бурцев продолжил, обращаясь уже к фон Гейнцу:
– Господин барон. При нашем посольстве состоит лучший м-м-м… экзорцист ордена. Позвольте представить – отец Джезмонд.
– Кто? – живо заинтересовался рыцарь. – Где?
Бурцев кивком указал на Джеймса Банда. А что? Папский брави вполне мог сгодиться для этой роли.
– Но разве сейчас требуется экзорцизм? – неистовый отец Бонифаций рвался в теологический диспут.
И нарвался.
– Экзорцизм требуется всегда, – весомо и назидательно ответил Бурцев. – В общении с порождениями ада – особенно. Да вы и сами только что упомянули о случае великой одержимости?
Крыть было нечем. Отец Бонифаций лишь беззвучно шевелил губами.
– К тому же отец Джезмонд прославился не только изгнанием дьявола, – с серьезным видом добивал оппонента Бурцев. – Он еще и великий чудотворец. В свое время отец Джезмонд вернул себе утраченный глаз. Я сам был тому свидетелем.
Еще в Венеции грозный брави Джезмонд Одноглазый, действительно, преобразился в двуглазого.
– Так что, возможно, он даже сумеет избавить несчастную от третьей груди.
– Меч? – не без интереса спросил фон Гейнц. – Или отец Джезмонд хочет прижечь сиську дьявола раскаленным железом?
– Слово Божие, – повторил, закатывая глаза, Бурцев.
– А если не получится? – не унимался замковый духовник. – Лишняя грудь, выкармливающая по ночам врага рода человеческого, – это не волос. Так просто от нее не избавишься.
– Если не получится, отец Джезмонд узнает от нее, – Бурцев глянул на осужденную, – все, что должно знать. А после – убьет ведьму.