– Вино, коньяк? – отвлек Ларису от ее мыслей Устьянцев.
– Пожалуй, вино, – томно ответила она.
Хозяин подошел к бару, вынул оттуда бутылку мартини и два бокала.
– За любительницу искусства Ларису, – сказал он и улыбнулся.
– За вас, – не осталась в долгу она.
Сделав пару глотков, она почувствовала, что, кажется, освоилась в новой для себя обстановке.
– А что это у вас за картины? – указала она на одну из стен комнаты.
– Здесь, Лариса Викторовна, все! – категорично воскликнул хозяин коллекции. – И дела давно минувших дней, и последние годы. Конечно, время, уходя, с годами повышает ценность полотна, но и современники нет-нет и создадут что-нибудь весьма удачное и интересное. Сурикова и Шишкина вы тут не найдете. Что же касается авторов менее известных, то у меня есть несколько копий…
Ларисе показалось, что Устьянцев ждал продолжения расспросов и что у него был заготовлен более подробный и детальный рассказ обо всем, что находилось у него дома. Но она больше интересовалась личностью самого хозяина и его связями с неким Алексеем.
– Скажите, Сергей Александрович, а чем вы занимаетесь? – спросила она.
– О, это менее интересно, – чуть помрачнел Устьянцев. – Мой бизнес далек от искусства.
– И все-таки, – настаивала Лариса, откровенно демонстрируя свое любопытство.
– Я обычный предприниматель, – сухо ответил Сергей Александрович. – Сфера торговли, продукты питания. А вы чем зарабатываете на жизнь?
– У меня есть ресторан, которому я уделяю немало внимания, – несколько небрежно сказала Лариса.
Хозяин домашней картинной галереи уже хотел было приятно удивиться, и его брови поползли вверх, как вдруг зазвонил телефон. Он не спеша взял трубку:
– Да, я слушаю… Да, искал… Сейчас, одну секундочку.
Он обратился к Ларисе:
– Вы меня простите, звонят по коммерческим делам. Это не займет много времени – я только взгляну на кое-какие бумаги.
Он положил трубку на стол и вышел из комнаты. Лариса выждала несколько секунд, встала, заглянула в дверной проем, куда только что скрылся хозяин, и, убедившись, что никого поблизости нет, подошла к телефону и осторожно взяла в руки трубку.
А разговор в трубке тем временем продолжался – Устьянцев, видимо, воспользовался другим аппаратом в соседней комнате.
– Я вот что хотел, – говорил он. – Нужно мне разыскать одного паршивца. Леша Юрьев его зовут. Он впарил мне пару икон. На вид – настоящая старина, уникальная редкость. Встало мне это все в копеечку. Я потом их показал кое-кому, и выяснилось, что это липа. То есть доски действительно старые, как он и уверял, а вот живопись на них совершенно свежая. Может быть, на них что и было раньше, да только со временем, видать, ничего не осталось.
– Да? И что же, ты принял какие-нибудь меры? – спрашивал невидимый собеседник.
– Пустил своих орлов по следу, так они таких дров наломали!
– Что значит «дров»?
– Нетелефонный это разговор, – помялся Устьянцев. – В общем, сцапали их…
– Хоть нашли что-нибудь?
– Нет, ничего, этот Леша как в воду канул. Будь добр, помоги. Наказать я хочу этого парня, чтобы другим неповадно было. Да и деньги надо вернуть.
– Леша Юрьев, говоришь? – после паузы переспросил собеседник Сергея Александровича. – Ну ладно, хорошо. Я пришлю к тебе человечка. Ты ему все поподробнее расскажи.
– Спасибо, буду ждать. За мной не станет, – заверил Сергей Александрович.
– О чем речь? Не первый день знакомы! Договоримся, – согласился неизвестный.
Как только Лариса поняла, что разговор окончен, она мигом положила трубку так, как ее оставил хозяин, и вернулась на прежнее место. Однако гостеприимный облапошенный любитель древностей появился не сразу. А когда вошел, то показался гостье немного странным, каким-то неестественно возбужденным. Не то чтобы он был зол или весел, но поведение его свидетельствовало о невесть откуда взявшемся притоке энергии.
– Простите, ради бога. Дела, будь они неладны, – с улыбкой, делавшей честь американскому президенту, произнес он. – Иногда хочется обо всем надолго забыть. Да вот не выходит…
Он налил себе рюмку коньяку и одним глотком осушил ее.
– А я вот вижу у вас здесь, кроме картин, еще много всего интересного, – подметила Лариса.
– Да, вы же понимаете, что предметом искусства может быть и какая-нибудь вещь повседневного обихода, – Устьянцев сделал широкий жест рукой. – Ну, к примеру, подсвечник, люстра, стол… Все это тоже может представлять собой большую художественную ценность. Вот это, к примеру, столовое серебро, это – литая бронза, а это – венецианский хрусталь. Не какое-нибудь вам фосфатное стекло.
Лариса поворачивала голову, следуя взглядом за указующей дланью рассказчика.
– А не могли бы вы мне помочь советом еще в одном деле? – неожиданно прервала его Лариса.
– Я вас внимательно слушаю, и если смогу… – склонил голову Устьянцев.
Лариса выдержала паузу:
– Понимаете, после смерти дяди мне досталась коллекция старинных монет, по его словам, достаточно ценная и интересная. Я бы хотела их продать. Нет ли среди ваших знакомых тех, кто помог бы мне оценить ее или, возможно, сам бы заинтересовался как покупатель?
Устьянцев на минуту напрягся, по его лицу пробежала тень, но он быстро взял себя в руки. К нему вернулись привычные благожелательность и вежливое участие.
– Я вам охотно помогу, – сказал он с расстановкой.
Тем не менее Лариса уловила в его настроении некую настороженность и подозрительность. И, видимо, для того, чтобы избавиться от обуревавших его сомнений, он энергичным движением подхватил бутылку с коньяком, чуть наполнил рюмку и влил в себя ее содержимое. Затем достал из кармана записную книжку и принялся ее листать:
– Вот, к примеру, Бурштейн Зиновий Борисович, – сказал он. – Кудрявцев Дмитрий Леонидович. Зюзин Петр Петрович тоже.
Он взял листок бумаги и аккуратно переписал данные только что названных им людей.
– Вот, возьмите. Тут адреса и телефоны. Можете представиться от меня.
Лариса поблагодарила и тут же перевела разговор на другую тему:
– Так как же насчет картины, моего подарка?
– Да, пожалуй, пора перейти к тому, ради чего вы здесь оказались, – согласился Устьянцев. – Сейчас я вам кое-что покажу. Прошу вас.
И он пригласил Ларису пройти дальше. Конечным пунктом их путешествия по квартире оказалась спальня с просторной двуспальной кроватью, которая и указывала на предназначение сего помещения. Все стены этой комнаты тоже были увешаны картинами. Но все они без исключения представляли собой изображения обнаженных тел, по большей части женских. Мужчины фигурировали только в групповых композициях, в роли партнеров особ слабого пола.