Вспомнились слова все тех же подруг: «Какой твой Петенька несовременный. У него что, еще нет девушки? Прости, конечно, но он не… голубой? В наше время молодежь не такая, какими были мы». А она еще радовалась, мол, не вся молодежь такая, как считают эти глупые тетки. И вот тебе на! Теперь все объяснялось. «Кто попробовал секс по Интернету, тому уже не нужно настоящего», или как там выразился этот Виталий? А ведь, судя по голосу, он немногим старше ее Петруши, а может быть, и вообще его ровесник.
Все это было ужасно. Последний удар оказался для Ольги самым болезненным, пожалуй, даже пострашнее угрозы оказаться на улице. Что там ни говори, квартира — это всего лишь вещь, пусть даже очень необходимая и дорогая, это всего лишь крыша над головой. А сын — это человек, и если окажется, что он никуда не годен, то это несчастье, которого не пожелаешь и врагу-
Ольга подумала о матерях наркоманов. Наверное, эти женщины без всяких раздумий отказались бы и от квартир, и от компьютеров, если бы это могло исцелить их детей. Но это, увы, невозможно. Противоядия от наркомании нет,
А есть ли лекарство от этой новой заразы? Или теперь Петруша превратится в придаток компьютера, в маньяка виртуального мира? Это была непереносимая мысль.
И все-таки Ольга нашла в себе силы подавить начинающуюся панику. Еще не хватает сейчас наломать дров. В конце концов, всегда есть слабая надежда, что все не так, что она ошиблась, хотя факты упрямо твердили свое. Но какая мать не хватается за соломинку, чтобы как-то оправдать свое заблудшее дитя.
Как ни странно, из всех несчастий, случившихся с ней за последнее время, именно история с Петром казалась ей самой ужасной. Ольга села, сложив на коленях руки. Все было так плохо, что она не знала, за что и взяться. В дверях комнаты появился Павлуша.
— Ну, я математику сделал, — сказал он. — Можно отдохнуть?
Ольга уже хотела махнуть рукой, но вспомнила, как он записывал домашнее задание по английскому.
— Нет уж, давай я сначала проверю. Вот и дело нашлось.
Савва кружил но улицам, заглядывая во дворики, сидел на скамейках, подходил к детским площадкам. Ни одно место не поразило его, не бросилось ему в глаза с немым криком: «Это я, твое родное место, где ты провел детство». И в то же время все было знакомо. «Может быть, проверить школы?» — подумал он. — «Ведь должен же я был где-то учиться».
Он узнал адреса школ и обошел несколько однотипных зданий, построенных по одному и тому же проекту. Вид этих школ не всколыхнул в его душе ничего, но в одном он уверился: школа, в которой он учился, выглядела иначе. Он решительно не представлял себе, какая атмосфера царит в этих кирпичных стандартных постройках. Школа, в которую он ходил, выглядела иначе. А может быть, он вообще нигде не учился?
Савва подошел к станции метро. Недалеко от входа были выставлены картины, обычные «шедевры» для незадачливых туристов: набившие оскомину достопримечательности, обнаженные дамы или плохонькие копии полотен знаменитых мастеров. А ведь писали по большей части профессиональные художники, по крайней мере каждый из них уверен, что когда-нибудь соберется и напишет свою картину, в которую вложит себя всего.
А пока творения их рук излучали энергию, ту самую, какую в них вложил художник во время работы. Они светились неярким и скучным мутноватым грязно-желтым. Авторы писали их ради денег, испытывая при этом тоску, какая бывает при подневольной работе. У некоторых работ свечение отливало рыжим, значит, автором руководило не только простое желание сбыть свое детище, но какие-то более острые чувства, возможно, алчность, а может быть, он в это время ссорился с кем-то, таил на кого-то злобу, и эти чувства случайным образом отразились на картине. Но сегодня Савва увидел нечто новое: очередное стандартное творение — храм Спаса на Крови на фоне кровавого же заката. Однако эта немудрящая картинка настолько поразила его, что он даже остановился перед ней. Она явственно выдавала яркое изумрудно-зеленое свечение, которое Савва расшифровал как «острая ревность».
— У вас какие-то проблемы в семье? — спросил он усталую женщину, сидевшую рядом на раскладном стуле, и тут же понял, что ошибся. У женщины не было семьи. — Простите, ради Бога, — сказал Савва. — Я что-то не то сказал.
— Какая у меня семья, — пожала плечами женщина. — Кот один.
— Да, это же не ваши картины?
— Я продавец, — ответила она, сама не понимая, зачем она вообще вступила в разговор с этим странным человеком. Ясно же, что он ничего не собирается покупать. — Рисуют другие. Вас эта работа заинтересовала? — Она взглянула на пейзаж с храмом. — Это Витя Логинов. Хороший художник, — соврала она. — Но…
Савва ждал продолжения.
— Да кто его знает, то ли голубой, то ли что. И пить стал слишком много.
Савва порылся в карманах и вынул небольшой белый камешек, обкатанный морскими волнами.
— Вы могли бы передать ему вот это?
— Могла бы, — удивилась женщина. — Только от кого?
— Он не спросит.
Савва внимательно посмотрел на продавщицу.
— А суставы у вас давно распухают?
— Давно, — покачала та головой. — Уж чего только не делала. Вишь, какая беда, все лекарства-то от артрита плохо действуют на сердце, а оно у меня тоже больное. Вот и не знаешь, за что приняться. Нос вытащишь, хвост увязнет.
— Да, — покачал головой Савва. — Главное, что эта болезнь практически неизлечима, но все-таки улучшения можно добиться. А вы пейте травы. Откажитесь на время от лекарств и пейте зверобой, тысячелистник, ромашку. А камешек, пожалуйста, передайте Вите.
Передавая камень, он слегка коснулся ладони женщины.
— Он горячий, что ли? — удивленно воскликнула та.
— Вовсе нет.
— Действительно… а то мне вдруг показалось… Хорошо, я Вите обязательно его передам. А вы, может быть, возьмете какую-нибудь из картинок просто так, на память.
— Да мне и вешать некуда, — сказал Савва, но его внимание привлек совсем уж немудреный пейзаж: речка, склонившаяся над ней ива, ромашки на переднем плане. Энергия от этой картины шла хорошая, как будто рисовали пусть неумело, но с любовью. — А это чья работа? — спросил он и улыбнулся.
— Это моя племянница рисовала, Дашенька. Я взяла, может, думаю, купит кто. Да куда там. Тут настоящих-то художников поди продай, а она еще ребенок. Семнадцать лет ей, школу в этом году кончает. Возьмите ее картинку, если нравится.
Она отцепила рисунок и подала Савве. Тот снова улыбнулся:
— Даше, когда увидите ее, передайте большое спасибо.
С неба прилетел маленький подарок: засветило осеннее солнце. В это время года это такая редкость. Надо было пользоваться этим даром. Савва снял шляпу и подставил лицо солнечным лучам. По телу медленно разливалось тепло, и он физически ощущал, как прибывает энергия, даже есть захотелось, что с Саввой случалось не часто.