Он не любил попадать в нелепые положения, а теперь признавал, что так-таки в него он и вляпался, причем по доброй воле.
Дом выглядел полусонным, никто оттуда не выходил, а уж тем более не входил, и, старательно изучив орнамент на цоколе, Лариков начал склоняться к мысли покинуть пост и объяснить настойчивой клиентке, что дама в коже, так ее интересующая, просто поклонница Барышникова и никакие террористические акты она не замышляет.
Он даже встал, потянулся, сделал шаг и вдруг застыл как вкопанный.
Потому что в этот момент из-за угла вырулила эта самая дамочка собственной персоной.
Лариков сделал шаг назад, пытаясь спрятаться в тени еще совершенно лысого дерева, но быстро понял, сколь глуп его замысел, и просто сел опять, уткнувшись в газету, которой он запасся для конспирации, пока шел на «шпионское задание».
«Кожаная леди» вошла во двор, оглянулась на Ларикова, но, явно решив, что он не представляет для нее никакой опасности, остановилась неподалеку, задрав голову. Ее взгляд был направлен прямо на окна Барышникова, и Ларикову на мгновение показалось, что это не обычная дама, а терминатор, который сейчас расплавит стекла и сожжет своей яростью несчастного «тюремного воспевателя».
Впрочем, ничего подобного она не сделала.
Постояв еще несколько мгновений, она развернулась и быстрыми шагами отправилась прочь.
Подождав секунду, Лариков вышел вслед за ней, стараясь не терять ее стремительную, торпедную фигуру из вида.
* * *
К концу второго часа безделья я окончательно поняла, что от него устаешь так же, как и от самой тяжелой работы.
Скука действовала на меня, как таблетка димедрола, – мне хотелось спать.
Не спасал даже кофе, поэтому я плюнула на то, что еще вчера объявила сон «потерей жизненного времени», и устроилась на диване, старательно таращась в телевизор.
Звонок в дверь прозвучал, когда я наполовину отплыла в объятия Морфея и чувствовала себя сонной, как зимняя муха.
В дверь продолжали звонить, и я потянулась, поднимаясь с дивана.
– Нет, сегодня все против меня, – проворчала я. – Когда я не хочу спать, никто не спешит ко мне, а как только я решила предаться сну, начинают трезвонить в дверь, как на пожаре! Наверняка это Лариков!
Открыв дверь, я удивилась.
Поскольку на пороге был вовсе не Лариков, а Сережа Аристов собственной персоной, и выглядел он ужасно встревоженным.
– Привет, – протянула я. – Честно говоря, не ожидала тебя увидеть. Ты еще помнишь мой адрес?
– Конечно, – выдавил он из себя улыбку. – Как же я могу его не помнить?
– Проходи, – пригласила я его в комнату. – Я сварю кофе. Что-то случилось?
– Не знаю, – прошептал он, плюхаясь в кресло с такой силой, что старенькое кресло надрывно вскрикнуло. – Не знаю, Саша. Но… Боюсь, что может случиться!
Он выглядел несчастным и напуганным.
– Тебе необходимо выпить кофе и прийти в себя, – решила я, наблюдая, как дрожат его руки. – У тебя расшатаны нервы.
– Знаю, – грустно усмехнулся он. – Но я постоянно живу в напряженном ожидании беды, понимаешь, Саша? Сколько может выдержать человек такое высоковольтное напряжение?
– Вообще-то человек выносливее мула, – заметила я. – Но это смотря какой человек. В данной ситуации я не могу судить – просто потому, что не знаю, что с тобой такое ужасное должно произойти.
– Не со мной, – замотал он своей лохматой головой. – Если бы со мной, я бы так не дергался…
– А с кем? – спросила я. – Ладно, потерплю. Сначала принесу тебе кофе, потом ты приведешь в порядок свою способность связно излагать мысли, и тогда…
– Не надо кофе, – отмахнулся он от проявлений моей вежливости. – Маринка сегодня не ночевала дома, и теперь я за нее страшно боюсь!
* * *
«Кожаная леди» двигалась по проспекту, с изяществом и быстротой скользя в толпе.
Лариков почти бежал за ней и чувствовал себя при этом как в сафари, когда охотник охотится за ланью.
Его «лань» явно ускользала, потрясая его воображение умением двигаться с грациозной быстротой, которой недоставало его длинной фигуре.
На какое-то мгновение ему даже показалось, что она выпала из поля его зрения.
Он начал вертеть головой, пытаясь найти легкую фигурку, и почти впал в отчаяние, так как ее нигде не было видно.
Но вот он ее увидел, плавно передвигающуюся уже по другой стороне проспекта.
Вздохнув с облегчением, он перебежал туда же и теперь преследовал даму почти в затылок, догнав ее.
Она явно не замечала его, всецело отдавшись собственным мыслям. Теперь ему прекрасно был виден ее профиль – особенно когда она остановилась возле подъезда, как бы размышляя, стоит ли туда заходить.
Лариков признал, что профиль у этой особы красивый, с точеным носиком, плавной линией подбородка, и если бы не плотно сжатые губы, Лариков мог бы отнести обладательницу столь замечательного профиля к самым прелестным девицам.
Однако он не мог обманываться – так губы обычно сжимают властные особы с не очень-то покладистым характером.
Девушка тем временем вошла в подъезд, куда спустя несколько секунд вошел и Лариков, и поднялась на второй этаж.
Через некоторое время Лариков услышал звук открывшейся двери, и мужской голос спросил:
– Ну, как? Все в порядке?
Что ответила девушка, Ларикову расслышать не удалось. Дверь хлопнула.
Поднявшись на второй этаж, Лариков остановился.
Судя по звуку, она вошла в правую дверь.
Он посмотрел в ту сторону и остолбенел.
– Ничего себе фишка, – пробормотал он озадаченно.
На двери красовалась табличка. Прочитав ее, Лариков присвистнул. Вот уж такого поворота событий он никак не ожидал!
* * *
– Честно говоря, я не могу пока понять, почему ты так волнуешься, – призналась я. – Твоя Марина девушка взрослая.
– Взрослая, – согласился Аристов. – Но она не может отсутствовать ночью просто так!
– А если ты просто ревнуешь? – предположила я. – У нее есть ведь, наверное, подруга?
– В том-то и дело, что я уже говорил с ее подругой! – вскричал фальцетом Аристов. – И она ничего не знает. Так что…
– Знаешь, Сережа, давай-ка выкладывай все ваши тайны, – попросила я. – А то я ничего не могу понять! Почему ты начинаешь сходить с ума и подозревать черт знает что? У тебя есть основания? Тогда изложи мне их, хотя бы вкратце, но лучше подробнее. И мы станем думать вдвоем. Но думать нам придется в свободное от работы время, поскольку мой драгоценный босс вряд ли согласится с моим бесплатным трудом. Не то чтобы он был алчным, а просто он считает, что наша работа должна оплачиваться. Поскольку он хочет кушать, и осудить его за это в эпоху беспросветного рынка трудно!