– Там погибают мои соотечественники, – тяжело проговорил я. – Карательные операции во Владисибирске, чему я сам был свидетелем, не оставляют им выбора. Лучше умереть сражаясь, чем ждать, пока тебе приставят ствол к затылку и нажмут на спуск. Или отправят на Сваарг. Надо любой ценой добиться прекращения имперского наступления. Переговоры с теми же добровольцами, какие ещё живы, ни к чему не приведут. Французы тоже настроены решительно. Прекратить это кровопролитие может только захват Дарианы Дарк.
Валленштейн помолчал. Гордость офицера-аристократа, представителя «стержневой нации», боролась в нём со здравым смыслом.
– Да, конечно, – наконец проговорил он. – Я понимаю. Единство Империи для меня… значит очень много, но не является фетишем, целью, оправдывающей какие угодно средства. Я понимаю, что ты имеешь в виду, Руслан. Убедить командование корпуса прекратить наступление можно, только пообещав ему, что взамен мы доставим в штаб саму Дариану, живую, здоровую и полностью готовую к употреблению.
– Едва ли командование корпуса удовлетворится одними нашими обещаниями.
– Справедливо. Поэтому надо не просто «пообещать», а убедить, показав, что нам известна её лёжка. Я… считаю, что можно несколько… приукрасить истинное положение вещей, – Валленштейн досадливо потёр подбородок. – Но лишь после того, как у нас появится хотя бы одна зацепка. А до этого…
– А до этого мои сородичи будут умирать под имперскими залпами.
Валленштейн отвёл взгляд.
– Руслан, пойми, я сделал всё, что в моих силах.
– Я понимаю. Но понимание уже никого не волнует. Могу ли я чем-то помочь?
– Можешь присоединиться к шарфюреру Паттерс, она у нас возглавляет команду, работающую прямо отсюда.
Я покачал головой.
– Едва ли смогу оказаться чем-то полезен: никогда не занимался криптографией.
– Ничего, ничего, нам сейчас все нужны, – неопределённо ответил Валленштейн, протягивая мне руку. – Насчёт тех двоих не волнуйся. «Танненберг» не воюет с детьми, и никакие тайные полиции и контрразведки меня в этом не поколеблют. За твоими вещами, Рус, формой, документами и всем прочим я немедленно пошлю. Ну и, разумеется, для вышестоящих проверяющих должен быть полный ажур с твоей командировкой, во всяком случае, с возвращением из неё. Этим я тоже займусь, а ты дождись, пожалуйста, здесь. Разрешаю ненадолго отвлечь одну старшую шифровалыцицу для приватной беседы, – и он улыбнулся.
* * *
– Господин лейтенант! – заулыбалась мне Гилви. Так хорошо и так тепло, как… как мне когда-то улыбалась Далька, в самом начале нашего с ней романа.
– Вольно, шарфюрер. И – без чинов.
Гилви продолжала улыбаться.
– Ну, – неопределённо начал я, – и как ты тут? Всё это время?..
– Плохо, – неожиданно пожаловалась она. – Потому что без тебя, Рус.
Я чуть не поперхнулся. Девушки-операторы изо всех сих делали вид, что ничего не замечают.
– Мне кажется… такие разговоры…
– Ты прав, надо вести не в этом месте, – и Гилви, вцепившись мне в рукав, потащила за собой в отгороженный стойкой вычислительных блоков закуток у задней стенки трейлера.
– Я по тебе очень, очень, очень скучала, – едва шевеля губами, прошептала она, вставая вплотную, так, что я чувствовал её упругую грудь. – А ты по мне?
– Ну, ещё бы, – соврал я. – Как вспомню тебя в тех чулочках…
Гилви хихикнула, но улыбка мигом истаяла.
– Только потому и вспоминал?
– А разве такое зрелище забудешь?
– Ну, тогда-то ты только и знал, что за книжкой прятаться… – она погрозила мне пальцем.
– Гил, да ладно тебе… Скажи лучше, как ты здесь?
– Как я здесь… – она опустила глаза и вздохнула. – Да как обычно, Рус. Работала, как лошадь. Вот, шарфюрера дали.
– А как ты оказалась в «Танненберге»?
И тут я подумал, что этот вопрос мне следовало задать ей давным-давно. Ещё тогда, на Омеге-восемь. Гилви носила в петлице две молниеобразные руны. Эту эмблему оставило себе только одно имперское ведомство, Gehaime Staatspolizei, занимавшееся порой совершенно неожиданными делами. Гилви, собственно говоря, совершенно не должна была трудиться какой-то там шифровалыцицей в штабе полка, пусть даже его традиции восходят к Waffen-SS.
Гилви Паттерс была единственной шифровальщицей, кто носил чёрную форму.
– Да очень просто, сама подала рапорт, меня и прикомандировали, как особо отличившуюся, – легко ответила девушка. – В кадрах Gehaime я осталась. А тут числюсь в служебной командировке.
Стоит ли мне говорить, что это должна была быть донельзя странная командировка?
Я постарался чуть отстраниться. Возникла неловкая пауза. Гилви кусала губы и, казалось, мучительно боролась с желанием что-то сказать. Выручил нас ординарец Валленштейна, приволокший увесистый тюк с моими личными вещами, в своё время оставленными в полку перед «дезертирством» на Новый Крым.
– Пойду переоденусь, – воспользовался я подходящим предлогом.
Да, здесь было всё. Удостоверение личности, шкатулка с наградами, аккуратно свёрнутые комплекты формы, полевой, парадной и повседневной, денежный аттестат (согласно ему, мне продолжали аккуратно начислять жалованье, да ещё и с суточными, рассчитанными, правда, по тыловым нормам) и так далее и тому подобное, скупой «джентльменский набор» младшего имперского комсостава. Предстояло получить личное оружие, броню, реактивировать мой чип в полковой системе управления боем, встать на учёт у казначея, каптенармуса и так далее и тому подобное…
…Костю и Ингу действительно отпустили – когда «Танненберг» завершил марш и мы остановились в виду Приволья, рыбацкого городка на крайней западной оконечности Сибири. Судя по всему, защитники острова решили дать здесь последний бой.
Инга и Костя смотрели на меня со страхом и отвращением, однако пробивалось всё же и любопытство. Они ж видели, как каратели падали от моих пуль, как я выводил отделение, до последнего сберегая своих; а сейчас – явился в полевой имперской форме!
– Я их накормил, господин лейтенант, – вырос рядом со мной Микки. – Ух и оголодали ж!
– Спасибо, Мик. Ребята, так было нужно. Сейчас я не могу объяснить вам всего, но… самое главное, что вы уходите отсюда живые и здоровые. Командир этой части собирался взять с вас честное слово не выступать против Империи, но, полагаю, это уже излишество. С «тройкой» вы уже сталкивались и знаете, что это такое. Ни в коем случае не говорите, что были… в плену. Вас поставят к стенке в тридцать секунд. Скажите, что блуждали, я – пропал без вести. Ну, удачи вам. И… погодите называть меня предателем.
Микки таращился на меня, не понимая ни слова. Его лично язык планеты расквартирования никогда не занимал.