– За что же?
– Шпионкой не называешь.
– Ты не шпионка. Ты биоморф, как и я. Оружие Тучи. В отличие от меня.
Гилви резко вскинула голову.
– А может, ты мне всё врал? – брезгливо кривя губы, бросила она. – Может, всё-таки нет никаких биоморфов во мне, а выжила я под Тучей просто случайно? Ну, бывает же такое?..
– Я тебе докажу, – в груди у меня поднималась ярость… – Ведь мы же были вместе. Были, несмотря ни на что.
И она казалась такой искренней…
Но я тоже изменился. В конце концов, должен же быть прок и от сидящей во мне заразы! Она не поможет мне превратиться в какого-нибудь бронированного гиганта-тиранозавра, но, может, пособит кое в чём ином?..
Я уставился Гилви в глаза. Просто так, по наитию – само собой, я не знал и не мог знать никаких «секретных методик», просто стоял и смотрел и старался погасить все собственные мысли, так, чтобы остался только зов – зов к тому, что, я знал, жило в Гилви, к тому самому паразиту, которым обладал и сам. Ведь Дариана Дарк едва не поставила меня под свой контроль; значит, какие-то способы существовали.
– Если во мне и в тебе есть биоморфы, – услыхал я откуда-то со стороны свой собственный голос, – я узнаю, что ты думаешь. Не прочту мысли, а именно узнаю – ведь именно так управляется Туча. Экстрасенсорной перцепцией.
На лице у Гилви появилось странное выражение, она словно собралась горячо возражать, но мышцы внезапно свело судорогой.
А перед моими глазами её облик таял, в пространстве повисало нечто вроде анатомической схемы, с бесчисленными кровеносными сосудами, ритимично сокращавшимся сердцем и подрагивающими мускулами.
Я не мог сказать, как именно мне удалось ввести себя в такой транс. Равно как и не знал, сколько именно времени прошло, – но мы с Гилви словно оцепенели, замерли оба.
Конечно, никакого биоморфа я не увидел. Я только ощущал его присутствие, я точно знал, что он – здесь; и неведомая сущность во мне самом потянулась к собрату, преодолевая заслоны слабой человеческой плоти.
Плоти, но не воли.
Именно она, человеческая воля, гнула и направляла по нужному ей пути злую силу совершенно чуждого нам создания. Именно она, человеческая воля, неведомым мне путём (может, не так уж врут о всяких там ясновидящих?..) отчётливо и ясно показала то, что Гилви Паттерс не выдала бы ни под какими пытками.
Шифровка. Исходящий номер, литер срочности. Нелепый псевдоним.
– Баклан… – вслух произнёс я, и тогда Гилви закричала.
Её швырнуло на железный пол автозака, ломая и корча так, словно в приступе падучей. Это был предел отчаяния, когда вырываются на свободу все те «скрытые резервы», о которых тоже так любит писать обульваренная психология. Гилви выгнулась дугой, поджала колени – а потом вдруг распрямилась, да так, что её каблуки согнули железный стержень, на котором крепился кругляш табуретки. Мне бы такой удар размозжил всю грудную клетку.
Я кинулся на неё, навалился сверху, что было сил прижимая к полу. Внутри у меня всё словно горело, я никогда раньше не знал такого чувства, это не влечение, не сексуальное желание – нечто иное, совершенно дикое, неудержимая жажда слияния, заставлявшая вспомнить те живые волны, детали сложнейшей биологической машины смерти, что накатывались на нас под Пенемюнде и потом, уже здесь, на Каппе.
Биоморф во мне рвался осуществить своё предназначение. Для этого он был создан – стать частью Великого Общего, влиться в него и прекратить существование.
На какое-то мгновение наши с Гилви разумы и впрямь сделались единым целым. Я прочёл всю её жизнь, до последнего мгновения, и знал, что она точно так же прочитала мою. Я знал, на кого работает она, и она знала, на кого работаю я. Вернее, не «на кого я работаю», а «что я защищаю».
Я знал, что в неё намертво, навсегда вошёл мой Новый Крым. Таким, каким я видел его до войны. Чистый, просторный, гостеприимный, где на богатых планктоном мелководьях резвятся крылатые киты, их грандиозные прыжки в вечерне-пылающем море, когда, казалось, эти исполины плывут в сплошном океане многоцветного пламени. Коралловые рифы с кипящими вокруг них рыбками, самых причудливых форм и расцветок. С Далькой мы частенько улетали на какой-нибудь далёкий необитаемый островок (а необитаемыми числилось девяносто процентов всех наших островов), прихватив с собой акваланги, лодку, и ныряли там до посинения, до судорог в икрах ног; на свет наших фонариков медленно и торжественно подплывали толстобокие морские коровы, жмурились, тыкались мордами – они отличаются очень высокой эмпатией, им нужны люди, такое впечатление, что они ждали нас все миллионы лет существования планеты; горы Сибири, острые, ещё молодые, не сточенные бесконечными дождями и ледниками, вздыбившиеся леса, растущие, казалось бы, на голых скалах; радуги над бесчисленными водопадами, обрушивающимися в точёные каменные чаши. А можно медленно плыть на большом пароме от острова к острову, ведь Новый Крым не знал сильных бурь – и на горизонте почти всегда будет хоть один остров, даже если забраться в прохладные моря крайнего севера (ну, или крайнего юга). Или сидеть на Морской набережной Нового Севастополя, неторопливо лакомясь ползуном, томлённым в собственном соку с двадцатью четырьмя травами и двенадцатью специями, и смотреть, как местное солнце опускается в пылающее море, как наступает темнота и как волны загораются бесчисленными огоньками фосфоресцирующих созданий…
А в меня также намертво вошла родная планета Гилви. Единственная обитаемая планета системы Зета созвездия Жука – совершенно не похожая на Новый Крым.
Леса там кишели свирепыми созданиями, которые были очень не прочь закусить человечиной. Людей подстерегали болезни, от которых имперским медикам далеко не сразу удалось разработать вакцины. На Новом Крыму люди вольно расселялись по всей планете – на Зете Жука они волей-неволей держались вместе, и вот уже появились обнесённые стенами поселения, а потом возникли охранные дружины, а у них, в свою очередь, командиры, которые – глазом не успеешь моргнуть! – сделались «лордами» и принялись вовсю внедрять право первой ночи.
Я видел имперский десант, который усмирял самозваных властителей. И видел родителей Гилви, не сдавшихся, ушедших в леса, потому что «это была их земля». И видел их, болтавшихся на одном суку, расстрелянных уже после того, как из-под их ног выбили наскоро сколоченный помост.
Видел саму Гилви, тогда ещё совсем девчонку, ползающую ночами вокруг имперских лагерей, чтобы украсть хоть что-то съестное. И видел, как её завербовали. Собственно говоря, для этого не потребовалось никаких особых усилий. То самое «сопротивление», частью которого всегда оставалась Дариана Дарк, попыталось поднять на Зете восстание.
К тому времени Гилви Паттерс (впрочем, тогда её звали совершенно по-другому) уже имела на своём счету несколько застреленных в затылок десантников. Её подобрала сама Дариана. Знала ли тогда неукротимая предводительница интербригад о том, что одичавшая, жадная до крови врагов девчонка – биоморф? Откуда вообще в Гилви взялось это?