– Чего, чего ты так суетишься?
– Ничего страшного, но на всякий случай я бы посоветовал снять свежую нейрограмму. Хотите, прямо сейчас сделаем?
Виталий помолчал, а Игорь удивился, до чего бездарно шеф делает вид, что думает.
– Нет, доктор, не успею. Давай как-нибудь в следующий раз, ладно?
– Конечно, когда вам удобно. – Игорь наблюдал, как Виталий надевает пиджак. Странно. Маленький сувенирный градусник на стене рядом с выключателем показывал двадцать градусов, а рубашка на спине шефа была темна от пота.
По старой традиции главный врач оздоровительного центра провожает главного спонсора до дверей.
– Доброе утро, Галина Федоровна.
– Доброе утро, Виталий Николаевич! – Наша перезрелая мадам администратор молодеет лет на шестьдесят при виде шефа. И разума в ней в этот момент не больше, чем у трехлетней девочки.
– Прекрасно выглядите. И какие приятные духи. Вы просто наша дикая орхидея.
Все. После такого воза комплиментов у Галины точно мозги на полдня отшибет.
– Доктор, не забудь, что у нас сегодня праздник. Часам к семи будь готов, – заметил Виталий, стоя в дверях.
Мог бы и не напоминать. Все утро Игорь потратил на борьбу со своим старым костюмом, пытаясь с помощью утюга, щетки и тысячи советов соседки привести его в божеский вид. В данный момент это светло-серое чудо висело в ординаторской, пугая входящих врачей. Господи, и чего жлобиться? Давно бы сходил в хороший магазин и купил себе нормальную «тройку». Но вот тут Игорь, который в душе все еще оставался студентом-пижоном Первого меда, проявлял совершенно недопустимую застенчивость. Однажды он уж было совсем собрался, даже сделал несколько робких шагов в недра то ли «Барона», то ли «Цезаря». В кармане у него лежала тысяча долларов, поэтому всю дорогу Игорь напоминал себе Кису Воробьянинова, которому Бендер выдал двести рублей. Поход за костюмом окончился не столь плачевно, как кутеж предводителя дворянства. Игоря просто и ненавязчиво полили презрением. Не так он вошел или не так посмотрел… Короче, томная дива с внешностью недолеченной наркоманки равнодушно прошелестела: «Вашего размера сейчас нет», – и исчезла в сверкающих лабиринтах вешалок. Доктор с некоторым облегчением покинул то ли «Маркиза», то ли «Калигулу», раздумывая, предусмотрена ли в таких магазинах жалобная книга.
Второй ломоть дня был самым неаппетитным.
При входе в отделение Игорь столкнулся со старшей медсестрой. Ольга Геннадьевна сделала большие глаза и трагическим шепотом сообщила:
– Вас ждут.
Ждали. Трое. Первым встал со стула крупный блондин в очках. Тот самый милиционер со смешной фамилией. Передрягин? Нет, кажется, просто – Дрягин. Что имеете сообщить, товарищ лейтенант?
– Здравствуйте, Игорь Валерьевич. Это родственники Сапкина.
Невысокие крепыши, словно слепленные с одной матрицы, неловко топтались у Дрягина за спиной. Присмотревшись, можно было заметить, во-первых, что это отец и сын и, во-вторых, оба чем-то сильно недовольны. А уж что касается цвета волос родственников, Игорь подумал, что такие рыжие люди запросто могут экономить на осветительных приборах – в ординаторской словно две стоваттные лампы зажгли.
– Сергей Григорьевич, племянник покойного, и Дмитрий Сергеевич, его сын. – Вышло непонятно и нелепо, лейтенант попытался выкрутиться, но только усилил неловкость: – То есть не сын покойного, а его… как это, черт, в общем, сын племянника…
В комнате повисло тягостное молчание. Игорь ждал, что будет делать дальше Дрягин, спокойно рассматривая Сапкиных. Так-так. Это, по-видимому, и есть тот самый Серега-племяш и Митька, которому четырнадцать. Дурацкий сон Степана Ильича, оказывается, прочно засел в памяти. Игорь не видел несчастного Гришаню, но теперь легко было догадаться, что новорожденный сынок – порождение дурного сна – тоже наверняка должен был быть огненно-рыжим. Что там плел Сапкин? Какое-то непривычное смешное слово вертелось в голове. Ага! «Шкодный»! Глаза, кажется, были шкодные у пацана. Игорь почти не прислушивался к невнятному бормотанию Сергея Григорьевича, стараясь поймать очень важную мысль.
– …Что за дела? Мы на вашу больницу в суд подадим… моральный ущерб… пятьдесят миллионов… такого мужика угробили… щас на похоронах разориться можно…
Младший Сапкин молчал, но тоже смотрел зверем. Вот русский человек: страсть как скандалы уважает. Племяш надвигался на Игоря, продолжая развивать свою идею насчет морального ущерба. Растет уровень правовой грамотности населения. На Игоря пахнуло дрянным вчерашним алкоголем. На всякий случай он переместился поближе к Дрягину и как можно спокойней сказал:
– Успокойтесь, товарищи. Я сочувствую вашему горю, но, – Игорь развел руками, – никакого отношения к случившемуся не имею. Как раз наоборот – все, что зависело от меня, я сделал. Лечение проходило успешно, через неделю я собирался Степана Ильича выписывать…
Неправильная тактика. Здесь больше подошло бы что-нибудь простецкое, типа рвануть на себе халат, хлопнуть со всей дури Серегу по плечу и с надрывом сказать: «Прости, браток: сам ни хрена не понимаю! Я ту падлу, что брата твоего замочила, сам бы придушил…» Этого Игорь не умел.
В дело попытался вмешаться лейтенант, что-то невразумительное басил Митька. Шум в ординаторской нарастал. Несколько раз в дверях мелькнуло испуганно лицо Ольги Геннадьевны. На кой черт они вообще сюда приперлись? Игорь взял себя в руки и, перекрикивая Сапкиных, рявкнул на Дрягина:
– Что им нужно?
– Они говорят, у дяди деньги должны были остаться. Документы.
– Какие деньги? – Это выходило за любые рамки. – Вы же сами все забрали! Паспорт вам старшая медсестра выдала, одежды его здесь не было, он по «Скорой» поступал. Что вы из меня дурака делаете? Забирайте своих родственников и покиньте отделение!
В лице лейтенанта что-то мелькнуло, он повернулся к Сапкиным и сурово скомандовал:
– Кончай бузить! А ну, на выход!
Оба рыжих моментально заткнулись и почти строевым шагом проследовали к дверям. Игорь почувствовал себя неблагодарным зрителем на плохом спектакле. Бред. Что за бред творится вокруг? Он устало присел на стул, но тут же вскочил с него. Важная мысль, которая крутилась где-то рядом, почти оформилась и теперь жутковато ухмылялась, совсем как тот шкодный младенец с бородой и усищами на коленях наглой бабы из ночного кошмара покойного Сапкина. А вот теперь подумай – только не говори вслух! – какие ассоциации рождаются при виде следов маленьких рук на шее Степана Ильича? А как насчет клока рыжей бороды в руке убитого?
Игорь с трудом приоткрыл дверь ординаторской и тихо попросил:
– Ольга Геннадьевна, накапайте мне, пожалуйста, сорок капель корвалола.
Примерно через полчаса Игорь обнаружил себя стоящим напротив дверей институтского архива. Две смешливые девушки в хрустящих свеженьких халатиках прошли мимо, мило хихикая. Еще минут пять понадобилось для того, чтобы вспомнить, каким ветром его сюда занесло. Ах, ну да! К приходу умного товарища из ВЦ нужно было приготовить побольше нейрограмм. Ужасно неудобно каждый раз бегать за любым нужным клочком в архив (от «Фуксии и Селедочки», например, с учетом всех лестниц и переходов, туда и обратно – не меньше километра!), но руководство Нейроцентра традиционно уважало бумажки больше людей. Свои плюсы здесь тоже имелись: за последние два года архив совершенно преобразился. Прибавилось света, завелся неплохой компьютер, в углу скромно примостился ксерокс. Но самое приятное, что всем этим, в общем-то, скучным хозяйством теперь заправляли три милые девушки с чувством юмора и без особых претензий. Возможно, через некоторое время они заматереют и избалуются, а пока для каждого посетителя-просителя находилась нужная бумажонка и улыбка, а девочки очень искренне радовались даже крошечной шоколадке.