– Не знаю, я же не инженер-строитель. Говорят, там подземная река…
– О-о-о… – закатила глаза Носатая, – ну, я не понимаю, как можно с мужиками о деле разговаривать? Пока голодный – вообще не подступись, а поест, так просто дурак дураком! Шестаков! Я тебя не об этом спрашиваю!
Далее разговор проходил почти конструктивно. Убедившись, что Татьяна не преследует в его отношении личных целей и не просто собралась послушать «страшилок» на сон грядущий, Миша рассказал Таньке все. Даже про СССР с Матильдой. Петухова выслушала внимательно, чуть нахмурившись. Немного помолчала и внезапно расхохоталась.
– Ты чего? – испугался Миша.
– Ой, подожди… Сейчас отсмеюсь… – Татьяна достала из сумочки носовой платок, шумно высморкалась (Шестаков заметил, как изумленно обернулся на нее мужик за соседним столом) и весело сказала:
– Ох, и повезло тебе, Рэмбо, с бабами в команде: хвостатая есть, теперь и Носатая будет…
– Тоже в подсобные рабочие уходишь?
– Не-ет, Рэмбо, у меня, конечно, на земле забот – выше крыши. Но к вам, туда, – Петухова ткнула пальцем вниз, – мне пока рановато.
– Тогда – не понял.
– Тогда слушай. Ты меня знаешь? – Вот-вот, пошла Манька Облигация. Дальше по сценарию: «…я сроду с „мокрушниками“ дела не имела!» Татьяна, похоже, и сама вспомнила любимый фильм, потому что снова хохотнула басом. Но продолжила вполне серьезно – Моя «Африка» сейчас держит почти всю торговлю у метро, от «Площади Мужества» и до конечной. А народ теперь все верхом ездит. И норовит покупать свои долбаные сосиски или в центре, или уже около дома. Ты не представляешь, в каких я «минусах». А скоро лето… Холодильников не хватает. Я не могу товар неделями на улице гноить. Понимаешь?
– Нет, – честно ответил Шестаков. – Холодильниками помочь не могу, у меня дома – один, да и то старый.
– Ладно, хватит прикидываться. Короче говоря, мне нужно, чтобы народ опять в метро ездил. Как обычно. И не шугался.
– Что ж я их, за руки тянуть буду?
– Зачем – за руки? Ты делай то, что делал. А я помогу.
– Чем?
– Чем надо. Деньгами. Людьми. Оружием. Только скажи.
У Шестакова, видимо, было настолько обалделое, недоверчивое выражение на лице, что Танька просто налила две полные рюмки, протянула ему одну, чокнулась и выпила со словами:
– Не сомневайся, Носатая не обманет.
Миша послушно выпил. На душе было тепло и радостно. Мадам Петухова не прятала свои сокровища в стул, а сама принесла Воробьянинову.
– Ну? Тебе, наверное, подумать нужно? Так ты подумай, списочек мне составь – чего и сколько.
– А ты не боишься?
– Чего? – удивилась Носатая. – Я ж не людей убивать собираюсь. Я ж на благое дело…
Миша ненадолго задумался.
– Единственный вопрос: кто нас с оружием пустит в метро? Ты об этом подумала?
– Ну, это я постараюсь уладить. – Танька прищурилась, что-то соображая, затем придвинулась к Шестакову и заговорщически сказала – А бюрократ твой, пожалуй, прав. Выправь там у них какую-нибудь бумажку. Чтоб с официальным названием, счет благотворительный открой. Все полегче с формальностями будет.
– С каким еще названием?
– Я не знаю, придумай что-нибудь звучное… и боевое.
– «Рэмбо и Носатая», – сразу же предложил Шестаков. – А что, по-моему, очень боевое.
– Нескромно и слишком прозаично, – отрезала Татьяна. – Лучше так. Какая это у нас линия? Кировско-Выборгская? Вот пусть и будут: «Выборгские крысоловы». Ну, как тебе?
Пришлось признать, что очень неплохо.
– Сразу представляешь что-то сказочно-героическое, – заметил Миша.
– Точно, – согласилась Носатая. – Причем распределим сразу: подвиги тебе, а сказки – мне.
– Какие сказки?
– Сразу видно, Рэмбо, что ты – человек некоммерческий.
– Есть такой грех.
– Я же уже сказала тебе: правильно проведенная рекламная кампания – залог успеха.
– Так ты что, меня будешь рекламировать?
– Угу. – Татьяна откусила огромный кусок торта и изрядно измазалась кремом. – Народ страшные истории про метро рассказывает, а мы будем встречные слухи пускать. – Она быстро облизнулась и горячо продолжала: – Не будем ничего скрывать. Да, в метро орудуют крысы, да, было несколько случаев нападения на людей. Совсем другой поворот. Во-первых, крысы – это уже что-то реальное, гадость, конечно, но все-таки – не какие-то там призраки и «барабашки». Во-вторых, человек любит, чтобы о нем заботились… Ну, вспомни, по телеку в рекламе через слово: «мы помним о вас», «мы поможем вам», «мы хотим, чтобы вы жили долго». Клиент распускает слюни и покупает полные карманы каких-нибудь дерьмовых мульти-пульти-супер-пупер-витаминов, от которых ни толку, ни проку, одна изжога…
– Слушай, ты что, на курсы по рекламе ходила?
– Жизнь научила, – отмахнулась Татьяна, – не перебивай. Так и мы скажем: «Да, было опасно. Но теперь о вашей безопасности позаботятся наши бесстрашные парни – „Выборгские крысоловы“!»
– Ты еще дудочки перед входом начни продавать, – тихо заметил Миша.
– Какие дудочки? – недоуменно спросила Петухова.
– Да это я так, про крысоловов. Был один такой. Все с дудочкой ходил. – Шестакову было стыдно признаться, что он не помнил, как было имя того мужика, про которого ему давным-давно рассказывал Валерка. Что-то, кажется, на «г». В общем, дело там кончилось плохо. Денег ему не дали или еще чем обидели… А он взял и детей всех увел. За своей дудочкой. «Черт, я запьянел, что ли?»– подумал Шестаков.
– Рэмбо, ты меня слушаешь?
– Да, да, я просто задумался.
– Давай-ка я тебя домой отвезу, – предложила Татьяна, внимательно глядя на него. – А завтра встретимся и договорим.
– Давай, – махнул рукой Миша. На самом деле он не был так сильно пьян. Ему просто расхотелось думать, ходить, говорить…
– Славик! – крикнула Танька в сторону стойки. – Мы уходим. Будешь водилой.
Сидя рядом с Носатой на заднем сиденье ее «БМВ», Шестаков вяло размышлял о том, что вот… женщина… она, так сказать… для души… а не для работы… а вот… Танька… например… она… для дела…
Свежий ветерок быстро привел его в чувство.
– А ты действительно очень на Рэмбо похож, – призналась Носатая.
– Не, мне до него не дотянуть.
– Почему? Бухаешь много?
– Нет. Голеностопы слабые. Я ноги все время подворачиваю.
– Да ну? – удивилась Танька. И как-то очень по-матерински вздохнула.
Высаживая Мишу около его дома, Носатая черкнула что-то на листке.
– Звони мне завтра, прямо «на трубку». Вот номер.