— Знакомо, — со скукой сказал Тёрн. — Мол, всё, что делает нас врагами, — ничего не значащие мелочи, потому как где-то там, за горизонтом, есть главный враг, и с ним-то, самоважнейшим, и надлежит бороться, объединив усилия, под вашим, само собой, мудрым руководством. Знаю. Слыхал.
— Тем не менее случается, что самое простое объяснение является и самым верным, — с нажимом возразило существо в плаще. — И высшие цели, само собой, таки есть, что бы ты о них ни думал.
— Какие же, например, эти высшие интересы? — осведомился Тёрн.
— Можно подумать, что ты не знаешь. — Гм. У Охотников Навсиная цели, в общем, весьма просты — охранять незыблемость…
— Хватит! — прошипел разъярённый голос из-под капюшона. — Хватит дурить, понятно?! Ты отлично знаешь, что мы не имеем никакого отношения к погонщикам железных болванов.
Тёрн пожал плечами и замолчал, глядя в небо. Говорить он явно не собирался, и допрашивавший, поняв, резко отвернулся.
До самого вечера никто не произнёс ни единого слова. Никто не предлагал пленному дхуссу ни еды, ни даже воды.
— Нужду под себя справлять будешь, коль такой неразговорчивый, — единственное, что за долгие часы услышал дхусс от своих пленителей. Ответа не последовало.
Скрипели колёса, всё так же уныло покрикивали погонщики. Тёрн смотрел в небо и ждал.
* * *
После первого допроса — если только имевшее место можно было назвать допросом — Тёрна оставили в покое. Его не кормили и не поили, к нему вообще не подходили, из глубокого короба, в котором везли дхусса, виднелось только синее небо.
Потом колымага остановилась. Послышались голоса, кто-то властно, голосом, более подходящим для большого сражения, отдавал обыденные приказы каравана: раскинуть шатёр, развести огонь, принести воду.
Цепи не давали дхуссу пошевелиться, массивный ошейник позволял лишь слегка повернуть голову.
Дощатые стенки. Тёмные пятна сучков. Один из них, впрочем, выпал, открыв небольшую дыру.
Но, как оказалось, рядом стояла вторая такая же колымага. С таким же дощатым кузовом. Тёрн разочарованно отвернулся, и тут до него донеслось:
— Эй… Тёрн! Тсс, Тёрн, слышишь меня?
— Слышу… Ксарбирус.
— Я тут, в телеге. Рядом с тобой.
— Вот как? — ледяным голосом проронил дхусс.
— Дурак! Меня точно так же, как и тебя, — в цепи, и…
— Откуда ж ты знаешь, что я тут, рядом? — осведомился Тёрн, нарочито избегая «почтенного» и «мэтра» и заменяя уважительное «вы» слегка уничижительным «ты».
— Несложно догадаться, — фыркнули за досками. — У меня профессиональный нюх. А ваш, дхуссов, запах не спутаешь ни с каким другим. Ты же, любезный, э-э-э… последнее время был лишён возможности посетить баню. Верно?
— Так что ж случилось, Ксарбирус? — после паузы, шёпотом проговорил Тёрн. Лицо его оставалось непроницаемым. — Кто захватил… нас?
— Какой-то из орденов, — последовал ответ. — На орден Правды не похоже, скорее всего или чашники, или Солнце.
— Как же они захватили ме… нас?
— Очень просто. Ткнули иголкой между чешуи, когда ты ко мне спиной повернулся. Я и пикнуть не успел.
— Откуда ж они взялись? — Тёрн спрашивал спокойно, но на щеках играли желваки. — Я бы почувствовал…
— На то они и ордена, — последовал ворчливый ответ. — Особенно если Солнце. Их колдовские штучки часто ставили в тупик даже Высокий Аркан!
— Значит, ты тоже пленник?
— Такой же, как ты! И Камни Магии они все забрали… По губам Тёрна скользнула слабая улыбка.
— Тц! Дхусс! Ты можешь что-нибудь сделать?
— Могу смотреть в небо, Ксарбирус, — безмятежно ответствовал Тёрн.
— Глупец! Болван! Бревно! Нет, до чего ж безмозглы эти дхуссы, даже лучшие из них?! Ты что, не понимаешь, что они с нами сделают?!
— Я для начала не понимаю, зачем ты им сдался живым, мэтр, — усмехнулся Тёрн. — Лишний свидетель. Возись с тобой теперь. А так — нож под ребро, тело в канаву, крысам на радость — и дело в шляпе. Никто ничего не узнает, а кто узнает — будет молчать, поскольку составить тебе компанию в той же канаве никак не захочет. — А ты? Ты-то им зачем сдался? — злобно зашипели из соседней повозки. — Камни Магии им нужны были! И Перо! Перо Феникса!
— Пошли б себе тогда да взяли, раз они такие все из себя, — невозмутимо возразил дхусс. — Что удалось мне, получилось бы и у них. Так что не вижу смысла.
— Видать, не могли, — вздохнул Ксарбирус. — Так что, дхусс? Так-таки ничего и не можешь сделать?
— Ничего не могу.
— И тебя это ничуть не волнует?! — возмутился алхимик.
— Волнуйся о достижимом. Бежать сейчас у меня не получится. Подумаю об этом после. Когда представится возможность.
— Скорее уж они тебя на куски разрежут. Для опытов, — злорадно посулился Ксарбирус.
Тёрн ничего не ответил. Алхимик ещё повозился какое-то время, кряхтя и звеня цепями, и тоже затих.
Вскоре процессия двинулась дальше — тем же медленным хозяйским шагом, никого не боясь и никуда не поспешая. Вторую остановку караван сделал, когда уже сгустилась тьма. На сей раз короб со скованным дхуссом остался стоять в гордом одиночестве.
…Миновала ночь. Её Тёрн провёл в зыбкой полуяви, сохраняя силы, — ему по-прежнему не давали даже воды. Очевидно, захватившие его знали, как обращаться с пленными дхуссами.
Караван двигался, всё больше и больше уклоняясь к северо-востоку, прочь от моря, подальше от Вольных городов и поближе к закатным склонам величественных гор.
Покрытые густыми лесами, они укрыли б в себе целую армию. И помощи здесь ждать было неоткуда.
Вечером процессия остановилась. Короб с Тёрном накрыли дощатой крышкой, словно гроб, подняли и поволокли на руках. Он не видел лиц носильщиков, но просачивавшийся в щели неяркий вечерний свет вскоре померк, ящик унесли или под крышу, или — скорее — в подземный ход, потому что дорога пошла под уклон.
…Наконец короб опустили наземь. В щелях затрепетал свет факелов, крышку сбросили. Фигуры с замотанными лицами, в перчатках осторожно подступили к Тёрну, словно к зачумлённому. Ловко надели кандальные браслеты, соединённые стальными штырями вместо обычных цепей, и только после этого отстегнули дхусса от боковин короба.
Он оказался в низком округлом зале, с выложенными грубым камнем стенами. Потолок опирался на кое-как обтёсанные толстые половины брёвен — их вырубили, похоже, из стволов поистине древних, сорока полных шагов в длину. Кое-где виднелись мелкие, почти неразличимые, словно нарочито затёртые рунические надписи — сделанные знакомым, слишком знакомым ещё по преддверию храма Феникса начертанием.
Алфавит Гидры, Девятого Зверя.