Мимо проходил Дарбе, глянул мимолётно — и вдруг замер, остановился, пристально всмотрелся в доньяту и захрипел, словно его кто-то душил.
— У тебя в глазах — Дракон великий, величайший. — Пальцы варвара впились в плечи Алиедоре, но боли она уже не чувствовала. Она уже и так почти ничего не чувствовала. — Ты видишь его?! Отвечай!
— В-вижу. — Сухие губы едва шевельнулись. Алиедоре было всё равно, что отвечать, — так почему же и не правду? Может, тогда будут меньше бить…
Дарбе оскалился в жутковатом подобии улыбки.
— Хорошо! Я вижу его, отразившегося в тебе. Ещё немного, и ты, кровь Его, сможешь явить нашего повелителя всем нам.
— Явить?
— Именно. — В глазах Дарбе появилось что-то живое, даже животное. Вожделение? Он её хотел?.. Или просто позволил себе чуть-чуть искренности?
— Это всё неважно, — сказал Дракон в облачных небесах. — Ты — капля Моей крови, пролитая на землю и собранная наконец воедино. Отринь, откажись, отбрось — всё, что было прежде.
«И что потом?» — Алиедора застыла, выгнув спину и запрокинув голову, словно и впрямь готовая вот-вот покинуть собственное тело. Варваров вокруг она уже не замечала.
— Потом — всё. Ослепляющее, невероятное, невиданное. Неописуемое. У тебя нет слов для этого.
«А у тебя? Покажи мне!»
— Не сейчас. Ты ещё слишком далека от меня.
…Варвары шли на Меодор.
* * *
— Смотри, вот он, — хрипел кор Дарбе, притягивая к себе болтающуюся, словно тряпичная кукла, Алиедору. — Смотри, вот он, твой Меодор!
«Да, когда-то он был моим, — вяло подумала Алиедора. — Мой король. Моя королева. Столица, куда я так стремилась девчонкой. Казалось, что тут какая-то особая, прекрасная, небывалая жизнь».
Жизнь — прогорклый жир, вонь, боль. Руки грязного варвара. Грязного в самом прямом смысле — и кор Дарбе даже не обиделся бы на такое. Если бы Дракон истинный, вездесущий желал, чтобы мы оставались чистыми, он сделал бы так.
Отряд северян застыл на краю огородов, что окружали меодорскую столицу. Слухи об их приближении намного опередили варваров — посады опустели, все, кто мог, или бежали, или укрылись за высокими стенами старого города. Там гордо развевался стяг короля Долье, чернь ночи пополам с золотом осенних лесов.
Семмер не оставил новозавоёванной столицы.
Покачиваясь, Алиедора мрачно стояла рядом с предводителем северян. Всё, во что она верила, оказалось обманом. Её не спасли. Не помогли. Не защитили. Предали все. И король Долье, чьей подданной она была несколько лет; и его рыцари; и рыцари Меодора; и даже родные — зачем отдавали «на воспитание» в тот проклятый Деркоор!
Но даже эти обиды, совсем недавно воспламенявшие душу, заставлявшие кулаки сжиматься, теперь лишь впустую катались внутри сознания, рыскали там, словно голодные крысы, пробравшиеся на кухню и угодившие в пустой котёл. Там, в котле, ещё пахнет едой, но стенки оттёрты до блеска, и твари напрасно скалят острые зубки…
Ей нет дела до этих людишек. О, конечно, она отомстит; но главное, конечно же, главное — это стать по-настоящему избранной. Какую бы боль ни пришлось перетерпеть.
Трёхглазый Метхли тоже ошивался тут, раболепно заглядывал в глаза вожаку варваров, тщась угадать ещё не прозвучавшее приказание.
И оно последовало.
— Ты. Во имя Дракона сокрытого, сокровенного — можешь сжечь всё это? Чтобы огонь до самых стен дошёл?
Метхли вздрогнул, втянул голову в плечи.
— Н-не могу, хозяин. П-поджечь разве что…
— Поджечь я и сам могу, — рыкнул варвар. — Пламя на стены можешь загнать, колдун?
— М-могу… но слабое… да и у короля Семмера магики тоже имеются. Отобьют.
— Пусть отбивают, — Дарбе оскалился. — Пусть этим и будут заняты.
— Хозяин, но там…
— Зажигай! — Свистящий шёпот северянина, словно заговорила самая настоящая змея.
— Слушаюсь, хозяин… — пролепетал трёхглазый.
Алиедора невольно отодвинулась. Растекавшийся слизью волшебник был отвратителен, и чувство это пробило даже броню тупого безразличия ко всему земному, полностью овладевшего доньятой.
Ты же маг, чародей. Повелитель незримого и бестелесного. Во лбу — третий глаз. Ты изменён — и я помню тебя совершенно не таким, когда ты шёл с доарнским отрядом. Будь ты трусом — тебя просто не было бы с ними. Значит, дело в другом. В чём же?
Маг что-то забормотал, руки его так и замелькали. Третий глаз широко раскрылся, заметался в орбите, словно не зная, на что устремить взор.
Среди белого снега и чёрных бревенчатых срубов, там, куда пялилось налобное око мага, мелькнула ярко-рыжая вспышка. Метхли уронил руки и замер — а там, на меодорской окраине, быстро и весело разгорался пожар. Поднявшийся ветер погнал пламя к городским стенам, и тоже — с небывалой для обычного огня быстротой.
Кор Дарбе молча вынул меч и махнул своим — пошли, мол.
Северяне двинулись следом за своим вождём — также молча, без боевых кличей. Сзади никого не осталось — только Метхли да Алиедора.
Трёхглазый что-то прошипел сквозь зубы, затряс стиснутыми кулаками. Дёрнулся, упал на колени, попытался уползти — напрасная попытка. Его словно что-то пригвоздило к одному месту, и он корчился, как проколотая крестьянскими вилами змея, в агонии обвивающая жестокое железо.
Алиедора смотрела равнодушно. Какое ей до него дело?
— И это правильно, — сказал Дракон сверху. — Ты делаешь успехи, доньята. Ты шагаешь ко мне.
А северяне меж тем приостановились, словно прячась за гудящей стеной пожара. Их вожак оказался ближе всех к огненной преграде и вдруг засвистел, загукал по-звериному, вертя мечом над головой. Весело пылавший домишко перед ним с треском осел, на прощание плюнув в небеса облаком рыжих искр; горящие брёвна, однако, вздыбились, вставая на попа, сбиваясь в тесный клубок. В клубок, стремительно покатившийся к стенам Меодора, по пути вбирая в себя всё, что могло гореть, и быстро разрастаясь.
Рядом что-то отчаянно заголосил, завизжал Метхли. Не то о чём-то умолял, не то кому-то грозил, не то от чего-то предостерегал…
И не напрасно — потому что над крепостными башнями, над шпилями и флюгерами, в серое мглистое небо взмыли три блескуче-серебряные стрелы. Взмыли и помчались, оставляя за собой сверкающие дорожки лунной пыли; они летели прямо на Алиедору, однако доньяте отчего-то совсем не было страшно. Наверное, даже собственная смерть её бы уже не взволновала.
Стрелы с налёту прошили пылающий шар насквозь и, не задержавшись, понеслись дальше. Шар распался бесформенной грудой горящих брёвен, тяжело осевших на землю; а три серебряные стрелы ударили точно в чародея Метхли, дёргавшегося, словно в падучей.