— Правильно, — одобрил Дракон. — Стены, башни и камень. Простые препятствия, самые обычные. Но тебе предстоит одолеть не только их. Взберись на стены собственной души. Тебя учили боли — пусть она станет опорой.
«Взобраться на стены души… это как, трижды величайший?»
— А как ты открывала себе дорогу в бездну? Как падала, будучи накрепко запертой в сколоченном из прочных досок ящике? Нет никого и ничего, кроме тебя. Только ты и важна, всё прочее — тлен и шелуха.
«А ты?»
— Я — часть тебя, следовательно, ответ — нет, не тлен и не шелуха. И ты — часть Меня. И часть той, что живёт в бездне тоже. Как и она.
Алиедора не ответила. Иногда ей казалось, что нет вообще ничего — ни Дракона в низких тучах, ни загадочной Тьмы в несуществующем на самом деле подземелье. И её самой, доньяты Алиедоры Венти, тоже нет. Наверное, её запорол до смерти законный супруг в первую брачную ночь…
— Капля Его крови пойдёт со мной.
Алиедора вздрогнула, словно сброшенная с тёплой постели на ледяной жёсткий пол. Дарбе протягивал ей цепь. Что такое, почему, зачем?
…Ответ оказался прост. Два пояса толстенной кожи с набитыми на них железными пластинами, соединённые длинной змеёй стальных звеньев. Кузнецы заклёпывали всё это прямо тут, раздув угли в небольшом горне. Стучали молоты, и Алиедора болезненно вздрагивала — каждый удар отдавался аж в сердцевине костей.
— Эти трусы открыли нам дорогу. — Дарбе презрительно мотнул головой, указывая на поспешно отступавших дольинцев. — Готова ли ты?
Алиедора не ответила, но подбородок её резко дёрнулся, словно говоря «да».
«Нет, нет, постойте, погодите, как же так?»
— Слишком поздно, — сказала Тьма у неё под ногами, уютно сворачиваясь бесконечным клубком. — Ты скована. И не только тем, что доступно взгляду.
— Не сомневайся, — поддержал Дракон наверху. — Ты — одна, единственна, неповторима. Ты — капля Моей крови, по чистой случайности оказавшаяся в этом нелепом теле.
— Вот-вот, — подхватила Тьма под ногами. — В нелепом теле. В темнице. Связанная тем, что люди называют «сознанием». Ну и всем прочим, условностями, обрядами, традицией. Всё это — не для тебя. Ты — одна, единственна, неповторима.
«Выходит, я всё-таки выдержала испытание?» — не смогла не спросить доньята.
— Выдержала, — с холодной невозмутимостью ответствовала Тьма.
«Значит, ты ошибалась?»
— Я не ошибаюсь никогда. Я говорила те слова, которые нужны были, чтобы ты выдержала. Очень простые слова, должна признаться. Но они сработали. Следовательно, это были правильные слова. Согласна, неслившаяся капля?
Алиедора не успела ответить. Сковавшая её с кором Дарбе цепь натянулась, доньяту потащило вперёд.
По своему обычаю, молча, без боевых кличей, северяне пошли на приступ.
* * *
Отряд Дигвила Деррано застрял на левом берегу Долье. Давно унесло течением пылающий мост, а молодой дон никак не мог решить, что же делать дальше. Вызвавшиеся охотники на утлой лодчонке переплыли реку; назад вернулся только один. Он привёз трупы трёх товарищей и известие, что мертвяки прочно держат берег, кишат, словно крошечные лесные строители-шестиноги.
Волна вторгшихся зомби упёрлась в преграду — чистую, неиспоганенную чародейством Мастеров Смерти реку. И, как положено, мертвяки поползли вправо и влево, отыскивая прорехи в запруде.
Отряд Дигвила был слишком мал, чтобы надёжно закрыть берег от Реарских гор до устья Долье. Долье впадает в Сиххот, но по его низовьям, до самого побережья, тянутся непроходимые топи, их не одолеть даже неутомимым зомби. Потому Меодор никогда даже не беспокоился об охране своей границы с Некрополисом — в стародавние времена Мастера Смерти попробовали было сунуться, перетопили в болотах три четверти армии, а оставшаяся четверть едва выбралась обратно. Полки короля Семмера… где они? В Меодоре, удерживают столицу? Кто знает. Однако молодой дон понимал: здесь, на рубеже широкой Долье, он должен стоять елико возможно долго. Каждый выигранный день — это тысячи и тысячи бежан, что уйдут на десяток лиг дальше от неумолимого вала ходячих мертвецов. Должен же, в конце-то концов, выступить могущественный Навсинай! Невозможно иначе, Равновесие нарушено, Мастера Смерти перешагнули рубеж, ранее почитавшийся священным и неприкосновенным. Если же Свободные королевства падут, то несдобровать будет и Высокому Аркану. Он должен вмешаться, не может остаться в стороне! А боевые големы — это совсем не то, что даже самые смелые и твёрдые сердцем люди, помоги нам Ом Прокреатор.
Дигвил уже отправил гонцов в Бринтон, Сашэ и далее, в Шаэтар; но когда ещё посыльные вернутся! Деревни за спиной молодого дона Деррано тоже опустели — кто похрабрее, присоединился к его сотням, остальные ушли, и Дигвил их не осуждал. Кому позаботиться о бабах, о стариках с ребятишками, о скотине? Там тоже нужны сильные мужчины. Не всем, увы, улыбнётся высокая судьба встать во весь рост в минуту опасности, взяв в руки оружие. Конечно, думал Дигвил, зомби переправятся. Как сказал бы мэтр Бравикус, «проведут стратегическую операцию на окружение». Мэтр обожал заковыристые словечки и обороты.
Но это ещё полбеды — если войско Некрополиса нацелится на горстку собравшихся вокруг Дигвила. Куда хуже, если его четыре сотни не застрянут в глотке Мастеров, словно тонкая и острая рыбья кость, — и зомби обойдут их с боков, повалят, не задерживаясь, следом за живыми, более многочисленными бежанами. Ловить драгоценный полон, уводить в свою страшную землю, о которой верному сыну Ома Прокреатора и размышлять-то грешно.
«Как, как, как привязать их к нам, — думал Дигвил, — как заставить бросаться именно на нас? Не наступать в глубь Меодора, а, стиснув зубы, гоняться за нами?
…Только если в руках у нас окажется нечто очень-очень ценное для самих Мастеров. А лучше всего — сам Мастер».
Мысль оказалась настолько неожиданной, что Дигвил даже остановился, принялся тереть замёрзшие щёки — до этого он мороза почти и не замечал.
Да, захватить Мастера — это дело. Такое ещё никому не удавалось, даже в те далёкие годы, когда рыцари Долье смело переправлялись через отравленный Сиххот.
Конечно, легко сказать — «захватить Мастера», да как это сделать?
«Решиться на то, чего от нас никто не ждёт, — вдруг подумал Дигвил. — Все бегут, и мы бежим. Ну, или останавливаемся, чтобы геройски умереть на последнем рубеже. Наступать ещё никто не пытался — потому что это чистое безумие. Сколько мертвяков шло на нас? Семь тысяч, восемь, может, даже девять или десять? И бросаться на них с четырьмя сотнями — надо быть совершеннейшим безумцем.
И именно потому это может сработать.
Держаться на берегу Долье было б можно, если бы и справа, и слева бойцов Дигвила подпирали плечи соседних полков, если бы на реку вышли соединённые силы самое меньшее трёх королей — Семмера, Хабсбрада и Ульвейля Доарнского. А ничтожные четыреста мечей быстро утонут в мёртвом море, охваченные с боков и со спины, окружённые, прижатые к реке и в конце концов уничтоженные, уже неважно, бесславно ли или со славой.