Подумав о прибыли, он ощутил все усиливающееся беспокойство. Что-то было не так, чего-то не хватало – чего-то привычного и очень важного. Не успев додумать эту мысль до конца, Кольцов испуганно схватился за левую сторону груди и обмер.
Бумажника во внутреннем кармане куртки не было.
Кольцов не стал теряться в догадках. Все было предельно ясно. Ему вспомнился бешеный бег по раскисшей от дождя земле, прыжки через рытвины, возня с рвущимся добить таксиста Зайцевым… Бумажник просто выпал из кармана распахнутой настежь куртки и теперь лежал где-то в осенней траве, медленно разбухая от дождевой воды и поджидая прохожего, который его подберет.
Кольцов ударил кулаком по ободу рулевого колеса. Идти не хотелось, но и не вернуться нельзя. Как сказать жене, что потерял бумажник с дневной выручкой? Да она и не поверит, если уж на то пошло. Кроме того, в бумажнике остались права и документы на машину. Потеря этих бумажек сама по себе была весьма неприятна, а если вспомнить, при каких обстоятельствах они выпали из кармана, возникала мысль о довольно длительном сроке заключения. Хорошо, если таксист очухался и нашел в себе силы уползти. Вряд ли у него хватит ума заявить в милицию. Ну а если он так и остался лежать в поле, в сотне метров от брошенной на шоссе машины? Утром его найдут, а рядом с ним найдут бумажник с документами на имя Ивана Кольцова…
Кольцов покрыл трехэтажным матом таксистов, ночь, свою незавидную судьбу, Зайцева и даже погоду. Он запустил двигатель, резко развернулся посреди улицы и на предельной скорости погнал машину в сторону аэропорта.
Место стычки он отыскал без труда. На обочине возвышался огромный щит с рекламой какой-то турецкой авиакомпании. Кольцов достал из багажника мощный туристский фонарь на шести батарейках, засветил его и почти сразу нашел на мокрой обочине следы протекторов и отпечатки ботинок. Начало поисков было успешным, и он наполовину поверил в удачу. Водя фонариком из стороны в сторону, он шел по хорошо заметному следу, который был обозначен спутанными, вырванными с корнем прядями жухлой травы и плоскими ошметками грязи, летевшей с подошв. На пятой минуте поисков он увидел в траве свой кожаный бумажник, на котором поблескивали капли дождя. Он жадно схватил свое потерянное сокровище, открыл его и заглянул вовнутрь.
И деньги, и документы были на месте. Они даже не успели как следует намокнуть. Кольцов снова выругался, но на этот раз в его голосе звучала неподдельная радость.
Облегчение было так велико, что он не обратил внимания на рокот двигателя и шорох шин затормозившей неподалеку машины. Только прозвучавший над самым ухом голос заставил его вздрогнуть и вернуться к действительности.
– Попался, гадюка, – сказал голос, и на затылок Кольцова со страшной силой обрушилось мокрое железо.
Монтировка, которой Копылов ударил Кольцова, была тяжелее той, которой Зайцев обрабатывал Турусова, да и удар пришелся не по спине, а по основанию черепа. После первого удара Кольцов сразу же потерял сознание, а между третьим и четвертым умер, так и не успев по-настоящему испугаться или хотя бы сообразить, что произошло.
Сообщение о его смерти прозвучало в утреннем выпуске телевизионных новостей, начисто отбив аппетит Николаю Зайцеву, который только что сел завтракать. Зайцев перевернул чашку с кофе и так запустил бутербродом в стену, что на обоях навсегда остался жирный отпечаток, похожий на кляксу.
Через полчаса Зайцев уже был у себя в гараже, а ближе к полудню в сторону аэропорта Быково двинулась колонна разномастных автомобилей, в которой было не менее двух десятков машин;
Юрий Филатов открыл глаза и первым делом взял с тумбочки часы. В комнате было еще темно, и светящиеся стрелки стареньких “командирских" поделили циферблат ровно пополам, вытянувшись в одну вертикальную линию. Было ровно шесть утра, и Юрий невольно подумал, сколько еще лет он будет просыпаться ровно в шесть, не прибегая к помощи будильника.
Никакой причины вскакивать с постели в такую рань у Юрия не было. Он не рисковал опоздать на работу, его не ждали никакие неотложные дела. Его вообще никто и нигде не ждал, и в этот глухой предрассветный час, когда семьдесят процентов москвичей, ворча, зевая и потягиваясь, бредут сначала в туалет, а потом на кухню, чтобы привести себя в более или менее осмысленное состояние с помощью лошадиной дозы кофе, старший лейтенант запаса Юрий Филатов вдруг ощутил себя никчемным и жалким, как валяющийся на обочине шоссейной дороги пустой пакетик из-под картофельных чипсов. Он потратил несколько секунд на обдумывание этого сравнения, после чего резко отбросил одеяло и спустил босые ноги на ледяной дощатый пол.
Было двенадцатое октября, и до официального начала отопительного сезона оставалось три дня. В течение последнего месяца большинство московских квартир медленно, но верно превращались в подобия сырых и промозглых бетонных склепов, обитатели которых не расставались с теплыми свитерами и клетчатыми шерстяными пледами. Почти во всех кухнях круглосуточно горел газ, в гостиных и спальнях отчаянно воняло паленым и вялым теплом электрообогревателей всех мыслимых типов и конструкций. Был разгар межсезонья – время, когда хозяйки проклинают коммунальные службы и рьяно утепляют окна, когда сырые холодные простыни напрочь отбивают всякую охоту заниматься сексом, а потребление спиртных напитков на душу населения возрастает в геометрической прогрессии. Нет ничего хуже, чем искать работу в такую погоду, понял Юрий Филатов и решительно встал, окончательно отбросив в сторону одеяло.
Он быстро заправил постель и в течение получаса приседал и отжимался от пола, приводя организм в рабочее состояние. Когда количество отжиманий перевалило за сотню, Юрий вдруг подумал, что ему не приходилось встречать ничего более нелепого, чем безработный, тщательно поддерживающий себя в хорошей физической форме.
Закончив зарядку, он принял контрастный душ, натянул старенький тренировочный костюм и отправился на кухню. Для завершения утреннего ритуала следовало выпить чаю.
На полпути он вспомнил, что заварка кончилась вчера вечером, и остановился, задумчиво теребя кончик носа. Если быть откровенным, то кончилась у него не только заварка. Из продуктов в доме оставалось только полпачки серых, как шифер, макарон и немного соли. Сигарет, которые он всегда предусмотрительно покупал про запас, осталось полторы пачки, а денег не было вовсе, если не считать завалявшейся в карманах мелочи.
– Дошел, – сказал он вслух и вдруг рассмеялся. Ему вспомнился визит “патриота” в кашемировом пальто и десять тысяч долларов, которые он отказался принять. По сравнению с тем, чем он располагал на данный момент, эта сумма казалась астрономической. В ситуации не было ничего смешного. Ведь теперь, помимо финансовой катастрофы, над Юрием нависала угроза конфликта с “братвой”.
Поскольку чаепитие без заварки и сахара было невозможно, он натянул джинсы, свитер с растянутым горлом, вогнал ноги в разношенные кроссовки, набросил на плечи свою мешковатую куртку и вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, он запустил руки в карманы куртки и нащупал в правом кармане пачку сигарет и зажигалку, а в левом – ключ от машины. Ключ был скорее данью традиции, чем необходимостью, – его старенькую “Победу” можно было без труда завести с помощью обыкновенной отвертки.