Изумленный взгляд Ретии стал ледяным. Она встала и влепила Мирани увесистую пощечину. Девушка отшатнулась, прижав ладонь к вспыхнувшей щеке.
— Для начала хватит, — презрительно бросила Ретия. — Запомни: ни для кого я не шпионю, и меньше всего — для Гермии. Я не обшариваю полы в поисках обрывков чужих писем и не опускаюсь до того, чтобы сплетничать, даже о тебе. Поэтому будь добра объяснить, с чего тебе пришла в голову такая чушь!
Мирани глубоко вздохнула. От удивления она потеряла дар речи. И больше всего ее пугало то, что горячее презрение Ретии было искренним. Совершенно искренним.
Она в замешательстве опустилась на кровать.
— Кто же это был, если не ты?! О Храме мало кто знал. Сетис...
— Тот самый писец, с которым ты ушла?
— Да. И, конечно, Крисса. Мне пришлось рассказать ей, потому что... — Она запнулась. — А она выложила все тебе, и...
Ретия расхохоталась.
— А тебе не приходило в голову, что я ни за что на свете не стану слушать эту пустозвонку?
— Значит, ты не...
— Просто не стану время терять.
Девушки долго смотрели друг на друга. Наконец Мирани еле слышно прошептала:
— Не может быть... Крисса! Она бы и не сообразила... ума не хватило бы... Просто смешливая глупышка.
— Выходит, не такая уж и глупышка. — Ретия села рядом с Мирани. — Надо же — сказала тебе, будто я тебя выдала! Ну и мерзавка!
От потрясения Мирани не находила слов. Крисса была ее подругой, единственной подругой на Острове! Неужели все это время она вела двойную игру?! Но Крисса сказала, что рассказала обо всем Ретии, а Ретия это отрицает, и с упавшим сердцем Мирани вдруг поняла, что если кто-то из них двоих и достоин доверия, то только эта высокая, гордая девушка, которую она всегда побаивалась. А это значит...
— Ты уверена... — начала она, но Ретия не дала ей договорить:
— Она всегда была на короткой ноге с Гермией.
— Правда?!
— Еще до твоего появления. Кое-кто из нас все-таки замечает, что творится прямо у них перед носом.
Мирани была оглушена известием.
— Значит, ты знала об Аргелине и Гермии? Если ты так умна, то должна была видеть, что они замышляют...
Ретия пожала плечами.
— Может быть. — Она рассеянно смотрела на свои ладони, то сжимая их в кулаки, то снова разжимая. Потом подняла глаза. — Мирани, твои слова о заговоре против Оракула...
— Это чистая правда!
— И о том, что с тобой разговаривает Бог. Я не верю.
— И это тоже правда. — Мирани хотелось вскочить закричать, но она глубоко вздохнула и заговорила как можно спокойнее: — Мальчик, которого мы нашли и есть настоящий Архон. Воплощение Бога на земле. Готовится великое святотатство, и если меня уберут с дороги, то остановить их будет некому. Разве что за это возьмешься ты.
— Я!? — Ретия холодно рассмеялась. — Даже не думай. Я стану Носительницей.
Безнадежно. Хотя какая-то крошечная нотка в этом презрительном смехе прозвучала фальшиво. Мирани привстала и с жаром воскликнула:
— Ретия, отведи меня к Оракулу!
— Ни за что!
— Отведи меня к Оракулу. И я докажу, что мои слова — правда.
Но Ретия не успела ни ответить, ни даже взглянуть на Мирани. Распахнулась дверь, и в комнату вошла Гермия.
Обе девушки торопливо вскочили.
Она была в маске, в полном облачении Гласительницы. За ней следовали остальные жрицы из Девятерых, и на каждой была подобающая званию маска.
— Ретия, возьми. — Гермия протянула ей маску Виночерпицы. Ретия заколебалась, но всего лишь на миг.
Потом надела маску и встала на свое место в полукруг. Жрицы стояли вокруг Мирани, улыбаясь золочеными лицами, и лицо Криссы было таким же золотым и улыбалось вместе со всеми. Мирани впилась в нее гневным взглядом.
— Я тебе доверяла, — прошипела она. — Считала тебя подругой!
Приглушенный голос Криссы звучал самодовольно.
— Не говори глупостей, Мирани. Я сама разберусь, что хорошо, а что плохо.
— Хорошо для кого?!
— Хватит! — Гласительница повелительно подняла руку. — Кольцо разорвано! Девятеро собрались на суд, вынесли приговор, и тебе пришло время узнать свою судьбу.
Она и так ее знала. И все остальные тоже знали. Поэтому Мирани заставила себя выпрямиться, гордо поднять голову. При мысли о том, отец сидит у них дома на Милосе и читает ее последнее письмо, она чуть не заплакала, но лишь еще крепче сжала губы.
— Ты виновна в измене Оракулу. Завтра на закате тебя уведут с Острова и похоронят заживо в вечной гробнице Архона. Без воздуха и воды ты умрешь медленной смертью, которой желает Бог. А после смерти твоя душа будет в вечных муках блуждать по пустыне, палимая солнцем, обдуваемая всеми ветрами. Ты никогда не обретешь покоя. Никогда не отведаешь воды в садах Царицы Дождя, а семья вычеркнет твое имя из своих сердец.
Где-то далеко в жарком вечернем воздухе пронзительно закричала чайка.
Восемь одинаковых лиц безжалостно улыбались ей.
* * *
Когда они ушли, Мирани без сил рухнула на кровать. Руки блестели от пота, колени подкашивались.
Не говоря ни слова, она смотрела, как Ретия сняла маску и в неловком молчании остановилась у дверей. Высокая девушка заговорила, и голос ее звучал немного сердито, как будто она стеснялась своей слабости.
— Я отведу тебя к Оракулу, — бросила она — Но твое доказательство, Мирани, должно быть очень веским.
Подземный чертог был огромен.
Стены уходили во тьму, и лишь возле самой двери Сетис разглядел, что они сложены из природного камня, пронизанного жилами сверкающего кварца. Тут и там на стенах поблескивали розетки кристаллов, розовых и белых, с острыми краями и ровными гранями. Казалось, что вся пещера переливается отблесками призрачного света.
Обставлена она была, как дворец.
Креон прохромал в глубину, зажег еще одну лампу, по том еще и еще, среди звездочек желтого пламени неуклюже пробираясь между диванами и кроватями, креслами и столами: позолоченными, расписными, роскошными.
Царство отражений.
— Нравится? — спросил он. — Мои творения.
Алексос выпустил обезьянку, и та, лопоча и повизгивая, принялась скакать по залу, а потом забралась в вазу с апельсинами.
Орфет устало прислонился к стене.
— Дай мне волю, неделю бы проспал. Нам здесь ничего не угрожает? Кстати, где ты все это наворовал?
— Он не воровал. — Алексос взял из вазы апельсин и бросил его Сетису. — Разве не видишь? Он сам все сделал.