Кресло оказалось неожиданно удобным.
Действительно удобным. Единственное, что смущало: кожаные ремешки с пряжками, свисавшие с подлокотников. И такие же ремешки – на передних ножках. Нетрудно было догадаться, для чего они предназначены.
– Лопатой? – вспомнил Санёк последнюю фразу мастера. – Что вы имеете в виду?
– То самое, малыш, то самое. Могилку, к примеру, соорудить или червей накопать тебя учить не надо. Любой предмет, оказавшийся в руках бойца, становится оружием.
Санёк хмыкнул. Подобные речи он уже слышал. Насчет носового платка или пластиковой карты, которые в умелых руках становятся орудиями убийства. Вот только руки Санька требуемой умелостью не обладали. И, как недавно выяснилось, даже выданный ему настоящий боевой нож не представляет особой опасности для опытного человека. Хотя Санёк и раньше в критических ситуациях носовому платку и ножу с бейсбольной битой предпочитал ноги. В смысле хрен догонишь.
– То есть, – решил уточнить Санёк. – Вы говорите, что через три дня вы научите меня фехтованию?
– Фехтованию, малыш, в спортшколе учат, – мастер высыпал взвешенный порошок с чашки аптекарских весов в тонкую мензурку и протер чашку комочком ваты. – Я, малыш, научу тебя оружию. И тому, как его использовать, чтобы первый же встречный ублюдок не выкинул тебя, голожопого, из нашей Игры. – Мастер Скаур встряхнул мензурку, глянул на свет, удовлетворенно кивнул: – Готово чертово молочко! – И перелил содержимое мензурки в серебряный стаканчик.
– Сражаться? За три дня? – Санёк искренне изумился. Даже привстал. – Вы меня разыгрываете?
– Разыгрывать тебя будут в Игре. По жребию. Когда повяжут и присоединят к добыче. А я, малыш, буду тебя учить. Так что делай, что сказано. А сказано тебе: пей!
И сунул Саньку в руку серебряный стаканчик. Санёк взял маленькую емкость. Встряхнул, понюхал… И лицо его выразило крайнюю степень отвращения.
– Вы уверены, что это надо пить, а не, например, велосипед смазывать?
– Пей, остряк! Ты заплатил, малыш, а значит, получишь то, за что заплатил. Не больше и не меньше! – Лицо мастера оружия, смуглое, костистое, покрытое сеткой мелких морщин, чем-то походило на щучью морду. Очень неприятное лицо. Когда у человека такая внешность, спорить с ним не хочется.
Санёк залпом, как скверную водку, закинул в горло содержимое стаканчика. Вошло неожиданно легко. Несмотря на сомнительную консистенцию и еще более сомнительный запах.
Однако как следует изучить собственные ощущения Санёк не успел. Мир перевернулся и обрушил на сознание Санька такой поток перемешавшихся кровавых видений, словно он стал зрителем дюжины ужастиков, транслируемых одновременно. Нет, какое там – зритель! Участник!
…Он отступал, оскальзываясь на растоптанной в кашу земле. В кровавую кашу. Среди изуродованных тел, мертвых и еще живых, стонущих, воющих, корчащихся… Кто-то схватил Санька за ногу, он едва не упал, вернее, упал только на колено… И повезло. Жахнуло прямо над головой, рвануло за подбородочный ремень… На-а! Он сунул шпагой, но не достал. Зато те двое, что были спереди, кинулись одновременно, замахиваясь кривыми саблями… Он отбил обе… И ощутил ледяной холод, враз остановивший дыхание. Тот, который сзади, он – достал…
Картинка тотчас сменилась: с заваленного трупами поля на какую-то лесную тропку. Но Санёк и тут продолжал биться, уже с другими, в другой одежде и другим оружием: длинным широким ножом против такого же ножа в руках мелкого, кучерявого паренька с рассеченной до зубов щекой…
А через полминуты – каменная осыпь. И синие горы с белыми шапками. И Санёк с товарищем с двух сторон штыками теснят рослого красавца в синем мундире. Красавец скалился белозубо… Не боялся ничуть… И вдруг прыгнул на товарища, лихо рубанул поперек лица… Слишком сильно – увяз клинком, и Санёк не упустил момента – всадил длинный трехгранный штык синемундирному в печенку. И захихикал, увидев, как перекосило рожу красавчика…
…И тут же он, Санёк, уже в едином строю, прижавшись к едко пахнущей конской шее, за улепетывающими… И треск пулемета, далекий такой, но достал, конь осекся, Санёк полетел вниз, покатился… И закричал, когда подкова раздробила кисть руки…
…И заплакал, глядя на отца, чьи руки удерживали выпадающие из разрубленного живота внутренности…
…И выстрелил прямо в лоб набегающему турку в заляпанной кровью феске…
…И, лежа на земляном полу с пулей в бедре, глядел на отплясывающие ноги победителей…
…И рубился ловко, быстро и весело сразу двумя мечами – среди толпы таких же, веселых и яростных, своих и чужих… И метал стрелу за стрелой в набегающую, накатывающуюся страшную конную лаву, пока промельк сабли над головой…
Короче, это был самый худший кошмар в Санькиной жизни. Бесконечный, блин, кошмар! В котором Санька бессчетное количество раз рубили, кололи, расстреливали (и это было жутко больно!), а потом оживляли и снова запихивали в мясорубку. Приятные моменты? Да, были. Но как-то не запомнились. Кроме, разве что, тех случаев, когда Санёк убивал сам и получал (иногда!) минутку передышки…
И это было не самое страшное.
Страшнее, когда убивали близких.
Тех, кого он защищал, должен был защитить…
Но не смог.
К счастью, даже такой кошмар рано или поздно заканчивается. Пробуждением или смертью от инфаркта. Сердце у Санька было молодое, выносливое. Выдержало.
Мокрый, как упавшая в рассол мышь, Санёк очнулся в том же кресле, в котором выпал из реальности, и увидел, как мастер оружия расстегивает ремни, крепившие руки Санька к подлокотникам.
Помнится, когда Санёк принимал порцию вонючего галлюциногена, никаких ремней не было. Или – были?
Перед мысленным взором всё еще мельтешили чудовищные картинки, в ушах звенело железо, чавкала плоть и хрустели дробящиеся кости.
Мастер освободил Санькины запястья и тут же попытался сунуть ему в руку чашку с чем-то горячим.
– Не-е-е… мне х…хв-ват-тит… – просипел Санёк, мотая головой.
Ощущение у него было такое, будто его долго и старательно буцкали, а потом спустили минимум с двадцатиметровой лестницы. Причем во время падения все навыки паркура Санёк позыбыл начисто.
– Пей, дурень, полегчает! – рявкнул мастер, ухватил Санька за волосы и принялся поить собственноручно.
И это было правильно, потому что чашку Саньку было не удержать.
– Надо же какой чувствительный малыш, – ворчал мастер, заливая в Санька горячий, приторно-сладкий, густой, как какао, напиток. – Ну и нежный нынче щенок пошел. Чуть по заднице поддашь – сразу в плач.
– Я н-не н-нежный, – пробормотал Санёк. Сладкое варево пошло на пользу. Заметно полегчало. – Предупреждать надо.
– Вот только мне не хватало с сопляками всякими консультироваться, как свою работу делать, – мастер опустил чашку… И вдруг толкнул Санька в грудь с такой силой, что тот опрокинулся вместе с креслом. Только кресло осталось лежать на полу, а Санёк перекувыркнулся через плечо и в следующую секунду оказался на ногах, причем в боевой стойке. Причем – совершенно незнакомой самому Саньку стойке. Вдобавок в правой руке его оказался сорванный с подлокотника ремень.