Плодотворная во всех отношениях ночь, надо заметить. И я бы ни за что не проснулась, если бы не телефон. Часы показывали шесть утра.
— Иванова слушает.
— Таня, это Игорь Игоревич. Простите меня, пожалуйста, но я не могу пойти в милицию и все рассказать. Я боюсь. И я решил уехать.
Так. Все понятно. Этот любящий папашка, который полночи лил слезы и убеждал меня, как он скорбит и мучается совестью, теперь растерял остатки оной и решил удариться в бега. Своя шкура, оно, понятно, дороже, а рубашка собственная к телу ближе.
В первую очередь себя, родного, спасти, а там… и трава не расти. Такого допустить я не собиралась, и в ход пошло все мое красноречие. И хоть я была спросонья, я старалась подбирать такие слова, которые нашли бы путь к его сердцу. Куда ж деваться? Он — моя единственная надежда спасти своего клиента. Вот когда мне пришлось держать под контролем свое настроение. Кости были, как всегда, правы.
— Игорь Игоревич, не кладите трубку. Вы только дослушайте меня до конца, а потом будете решать. Если вы сейчас не выслушаете меня, то всю оставшуюся жизнь будете себя казнить.
Он молчал и прерывисто дышал в трубку.
— Вы слышите меня, Игорь Игоревич? Хриплое «да» в ответ, и вновь молчание.
— Игорь Игоревич. Ведь вы очень любили свою дочь, по вашим словам. Как же вы можете допустить, чтобы ее убийца свободно ходил по земле, наслаждался жизнью, пил хорошее вино и любил женщин, а о бедной девочке вашей вспоминал иногда, при случае. Для него ведь это, наверное, лишь эпизод из его насыщенной трупами жизни. Возможно, он совсем уже и не вспоминает о ней, а готовит новое убийство.
— Не надо так, Таня. Это несправедливо. Ух, как разозлилась я после этих слов. Несправедливо! Если бы этот паршивец стоял сейчас рядом со мной и посмел так заявить, я бы ему точно репу причесала, пардон за арго. Но он был слишком далеко. И у меня есть лишь один способ не допустить его бегства — уговорить или уболтать, как вам будет угодно. Мое красноречие, мой дар убеждения — только это и есть у меня на данном этапе. Я должна, я просто обязана с этим справиться.
— Вы только представьте себе, как он убивает еще одну ни в чем не повинную девочку. Ее родители так же, как и вы, сходят с ума. Вы думаете, Танечка одобрила бы ваш трусливый поступок? Она бы вас просто прокляла. Она бы вас знать не захотела. И мама ее вас знать не захочет, да и Лена тоже. Подумайте как следует. Вы ведь на одиночество себя обрекаете.
Он уже не возражал, только тихонько поскуливал в трубку. А я все говорила и говорила, не давая ему возможности усомниться в правильности его вчерашнего решения пойти в милицию. Только на мгновенье остановилась, чтобы дух перевести. И наконец-то…
— Пожалуй, вы правы, Таня. Я просто свинья и трус. Я поеду с вами. Только вы обязательно заезжайте за мной. Мне будет так легче, — и положил трубку.
Я с облегчением вздохнула, но поверить до конца еще боялась. У этого господина семь пятниц на неделе, и неизвестно еще, что он выкинет через пару часов.
Вадим смотрел на меня с восхищением:
— Ну ты даешь! Такой талантище пропадает. Тебе бы проповедником стать.
Я пожала плечами и улыбнулась — скромность украшает женщину:
— Можешь наградить меня за это поцелуем. Такой вид поощрения Вадиму очень даже понравился. И он не заставил себя долго упрашивать. Сами понимаете, как все это бывает. В итоге в ванную я попала только около семи часов. Хватит продолжений. Пора и честь знать. А вот мой новый друг так вовсе не считал. И когда я вышла из ванной, он попытался продолжить меня поощрять.
— Все, Вадим. На взлет.
— Так ведь рано еще, Танечка.
— Извини, я еще позвонить должна в одно место. Я набрала домашний номер своего старого знакомого, с которым вместе училась. Это Кирсанов Владимир Сергеевич, а по-простецки Киря.
Не вовремя, конечно. Но ничего, потерпит. Он от меня и не такое терпел. Пусть еще скажет спасибо, что я его из люли ночью не вытащила. За это он смело может благодарить Вадима — его заслуга.
Владимир Сергеевич, видимо, не так давно проснулся и никак не мог взять в толк, чего я, собственно, от него-то хочу.
— Понимаешь, мне нужна твоя помощь. Ты же в курсе дела, связанного с убийствами девочек-подростков. Так вот, этот самый «маньяк», которого осудили, вовсе не маньяк, а очень хороший человек, ни в чем не повинный.
— Господи, Таня, тебя и в это дело влезть угораздило. Там, по-моему, все ясно, как божий день. К тому же я им не занимался. Что ты от меня-то хочешь?
— Мне надо, чтоб ты помог мне встретиться со следователем, который вел его. У меня есть очень важный свидетель, который полностью опровергнет обвинение Харламова. Помоги. Мы с ним подъедем к восьми.
— Попробую. Не знаю, правда, как получится.
— Спасибо, дорогой. Я так на тебя рассчитываю. После этого я позвонила адвокату Елене Петровне и назначила ей встречу в УВД Центрального района.
Вадим слушал все это с большим интересом и, когда я закончила разговор, спросил:
— Ты бы хоть вкратце объяснила, в чем суть дела. А то я с тобой туда-сюда ношусь, а до сих пор в роли пешки. То тебя кто-то преследует, то ты ищешь этого Немо и исчезаешь с горизонта на длительное время. Я подошла к этому милому мальчику, потрепала его шевелюру и улыбнулась:
— Зачем тебе все это? Я ж тебя про твою работу не расспрашиваю.
— Так у меня и рассказывать-то нечего, а у тебя не жизнь, а гонки по вертикали прямо. Я пожала плечами:
— Каждому свое. Выпадет случай, может, и расскажу, только когда все это будет в прошлом. Сейчас не время. Сейчас кофе, тосты и вперед, в обход всех мин на тернистой дороге.
После завтрака я решила подновить фасад, так сказать. Уж больно он пострадал. Просто ужас. Свет мой, зеркальце, поведало, что приличной девушке в таком безобразном виде на улице стыдно показываться. Усталое лицо с фиолетово-зелеными разводами под глазами.
Синяк под глазом выглядел просто ужасающе. А еще совсем недавно я была так обворожительна, так элегантна. И вот на тебе. Такая катастрофа. Мне в такое место идти, а я как алкашка какая-нибудь выгляжу. Только злость на того гада заставит меня весь Тарасов перевернуть и найти его, чтоб ему пусто было.
Пришлось прибегнуть к гриму. Десять минут колдовства у зеркала, и я себе почти понравилась. Не супергерл, конечно, но все-таки.
— По сигаретке на дорожку, Вадим, и отчаливаем. Ему хотелось говорить и говорить со мной. Я машинально кивала головой, не слушая, а сама обдумывала ситуацию.
Моя излишняя самоуверенность завела меня совсем не туда. Тот, кого я считала убийцей, оказался лишь подставным лицом. Преступника я еще неизвестно когда поймаю. И поймаю ли. Свидетель мой трус и эгоист. И дай-то бог, чтобы он еще фортель не выкинул. Дела… Как сажа бела.