Ольга уверенно и незамедлительно дает отрицательный ответ. Немножко помедлив, моя замечательная собеседница добавляет, что если бы убийце понадобилась ее помощь — ну, подержать там чего-нибудь, — то она с радостью бы помогла.
Я прерывающимся от волнения голосом осведомляюсь, не рассмотрела ли она случайно, кто именно убил Сашу?
Ольга с глубоким удовлетворением отвечает утвердительно.
Я нетерпеливо интересуюсь, кто же именно.
Ольга с еще более глубоким удовлетворением говорит, что никогда не скажет, кто именно это был, потому что глубоко благодарна этому человеку за свершенное им правосудие. А уж в том, что человек этот тоже вершил правосудие, она просто не сомневается — ваш Саша был достаточно большой сволочью, чтобы его не мечтали убить десятка два человек.
Я в тихой ярости благодарю ее за интересную содержательную беседу. Осведомляюсь, не хочет ли она что-нибудь добавить к своим словам.
Ольга, очень вежливо и доброжелательно улыбаясь, отвечает, что добавить она может только одно — пожелать мне никогда не найти истинного убийцу. Еще раз улыбнувшись мне, она отходит от перил и садится в шезлонг, ясно давая понять, что разговор наш закончен и говорить больше абсолютно не о чем.
Вот и весь разговор. Это не девушка, ей бы в гестапо на полставки подрабатывать — такой талант пропадает. Нет, ну я же просто чувствую, что преждевременно седею, а ей хоть бы что. Единственный положительный момент нашего разговора — у меня есть свидетель убийства. И мне остается одно — как-то перетянуть ее на свою сторону, любым способом.
Гм, любым. Хорошо сказано, жаль только, что пока я не вижу абсолютно никакого способа. И любого — в том числе.
С этими грустными мыслями я начала спускаться с верхней палубы, машинально похлопывая себе цветком по щеке. Ах да, у меня же есть еще один положительный элемент только что закончившейся беседы — когда мы стояли с Ольгой у перил, неожиданно возникший перед нами Костя вручил мне прелестную желтую розу. Он явно меня разыскивал, но, лишь взглянув на нас, видимо, понял, что мне сейчас не до легкого флирта. К тому же Ольга посмотрела на него таким взглядом, что испуганный Костя тут же поспешил ретироваться, пробормотав, что встретимся позже. Да, теперь я очень хорошо понимаю Сережу — любой мужчина, встретившись взглядом с этой мегерой, предпочел бы провалиться под землю.
Кстати, вышеупомянутая мегера поинтересовалась у меня, кто это мне цветы среди белого дня дарит. Я с достоинством ответила, что это помощник капитана и что в факте дарения цветов я не вижу ничего необычного. Ольга как-то странно хмыкнула и вернулась к сильно радующей ее беседе.
А меня эта беседа не радует все больше и больше. Самое главное, я не понимаю, зачем Ольга мне все это рассказала? Уж конечно, не потому, что я на нее надавила: во-первых, я особенно и не давила, а во-вторых, она первая завела этот разговор — еще тогда, когда мы встретились с ней в первый раз. Итак, у меня пока напрашиваются только два варианта ответа. Первый вариант — она все-таки является непосредственным участником преступления или даже убийцей. И очень умелым и опасным убийцей — такой нетипичный способ она специально выдумала, чтобы отвести от себя подозрения; Генку подставила совершенно сознательно. А когда узнала (откуда?), что Генку освободили из-под ареста, решила блефовать и выбрала для этой цели именно меня. Наверное, у меня самые подходящие для навешивания на них лапши уши. Чтобы отвести от себя подозрения, Ольга мне и рассказала эту историю с ней в роли главного свидетеля. И долго вдалбливала в мою башку мысль, что она была очень рада тому, что присутствовала при убийстве своего злейшего врага, что ничуть его не жалеет, но сама не убивала.
Что ж, очень неплохо. Она меня, между прочим, вполне убедила. Мне почему-то показалось, что Ольга — 'сказала правду. Или же она — гениальная актриса. Так, а если она сказала правду, то стоит рассмотреть второй вариант — Ольга рассказала мне все это затем, чтобы… чтобы… Как это ни смешно прозвучит — чтобы облегчить свою совесть. Чтобы доказать самой себе, что она права, что Саша погиб именно потому, что был «большой сволочью», что его не просто убили, а совершили возмездие. Это ведь все-таки нелегко — двадцатилетней девушке присутствовать при таком зверском убийстве, пусть даже и убийстве человека, из-за которого погиб твой возлюбленный. Это здорово действует на психику.
Вот таким образом. И хоть вы бейте меня, хоть режьте — мне второй вариант кажется более правдоподобным. Ну не верю я, что она могла убить Сашу. Молчит моя интуиция, не вскакивает с криком: «Лови ее, Танька, это преступница!» А раз молчит интуиция, что надо делать? Правильно, косточки спросить. Не строй из себя самую умную, Татьяна, лучше послушай высшую инстанцию.
Приняв такое не очень оригинальное, зато верное решение, я стала вытаскивать из мешочка кости.
И только собралась, сосредоточившись, задать им интересующий меня вопрос, как вдруг услышала безмерно удивленный и даже напуганный возглас Игоря:
— Тань, ты чего?
— Как это — «чего»? Решила обратиться за подсказкой к моим верным кубикам, — с достоинством ответила я.
Но Игорь не унимался:
— Тань, прямо здесь?
Только я собралась возмутиться и спросить, почему это «здесь» нельзя гадать на костях, как вдруг выяснилось, что это действительно несколько неудобно! Оказывается, мы сидим за столом и, видимо, ужинаем:
Я надеюсь, что ужинаем, а не завтракаем, и из моего сознания выпало всего часа четыре, а не все двенадцать, потому что я абсолютно не помню, каким образом оказалась за столом, да еще и умудрилась переодеться. Да, точно, переоделась — на мне уже не ярко-голубой сарафан с красными маками, а узкое короткое платье темно-синего бархата. Ага, и туфли я умудрилась сменить. Ну надо же — ничего не помню. Настолько меня потряс разговор с этой самой Ольгой, что я, видимо, временно выключилась из окружающей действительности. Кошмар какой-то.
А Игорь все продолжал на меня смотреть очень жалостливыми глазами — мол, заработалась Танечка. Это меня взбесило, ненавижу, когда меня жалеют. Поэтому я сказала;
— Не вижу причин, почему это нельзя сделать прямо здесь. Я же не в голом виде собираюсь танцевать, правда? Так что, надеюсь, общественного порядка я не нарушу И чтобы еще больше подчеркнуть свою независимость, я кинула кости.
Ну вот, пожалуйста! Я же говорила, что кости никогда не лгут:
30+16+4 — «Разногласия с другом; не исключена разлука».
Сейчас, сейчас начнутся разногласия, а потом и разлука — спать он будет где угодно, только не в моей каюте! Вот только спроси меня, что на костях выпало, только спроси, я тебе так отвечу!
Дальше все шло по плану — Игорь, естественно, спросил, я, само собой разумеется, ответила, потом мы начали шепотом ругаться, а Владик и Сережа делали вид, что они за своим чавканьем нас не слышат. В конце концов я гордо встала и вышла.