– Не так-то легко произвести на тебя впечатление. Я не в лучшей форме, чтобы объезжать лошадей.

– Пойдем ко мне и посмотрим, насколько хороша твоя форма для других занятий, – прошептала Микаэла.

Харрисон поднял веки и посмотрел в ее нежные голубые глаза.

– Ты будешь со мной ласковой, правда?

Ее шаловливая улыбка привела Харрисона в восхищение, и он, потянувшись, втащил Микаэлу в ванну и посадил к себе на колени.

– Только один вопрос. Почему из всех вещей ты взяла камеру?

Микаэла погладила Харрисона по подбородку и поцеловала его синяки.

– Я думала, что мне придется защищать тебя. Я могла ослепить его вспышкой, и это дало бы мне преимущество. И потом, это ведь твой подарок.

Харрисон крепче обнял ее.

– Тебя могли убить.

– Ты знаешь, что я подумала, когда увидела тебя? Я подумала: «Старый добрый Харрисон. Он всегда придет на помощь». И в этом я ни секунды не сомневалась.

Микаэла уютно прижалась к Харрисону, а ее поцелуи вызывали у него легкое головокружение. Чуть позже, когда они вышли на воздух, подошли Рурк, Джейкоб, Фейт и Калли, и вся семья с комфортом расположилась на скамейке, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца. Харрисон держался немного скованно. Но все получилось вполне естественно, Микаэла уютно устроилась рядышком. Харрисон никогда не задумывался о ней как о женщине, которая стремится к уюту, но ведь и себя он не считал человеком крепких привязанностей.

– Мы с Микаэлой прочитали дневник Клеопатры, – нарушила молчание Фейт, поглаживая монеты, лежащие на кусочке черного бархата. – Все шесть монет вернулись к нам, и именно этого она хотела – чтобы потомки Захарии владели его наследием. Они оба так тяжело боролись за свои жизни, но она верила в проклятие Обадаи. Клеопатра рассказывает прекрасную историю, которая великолепно вплетается в повествование Захарии. Теперь у нас есть ее кольцо, ее дневник и монеты. – Фейт посмотрела на Харрисона. – Когда-то Джулия была моей подругой. Мне бы хотелось, чтобы с ней обходились хорошо. Если она… если она помнит какие-либо подробности о Сейбл, я бы хотела их услышать. Ты бы мог это организовать, Харрисон? – Фейт помедлила и нерешительно посмотрела на мужа. – И если ты можешь, если она поймет, пожалуйста, скажи ей, что я прощаю ее.

Джейкоб обнял жену. К ней никогда не вернется ребенок, по которому она до сих пор тоскует, и эта невысказанная мысль пронеслась в вечерней тишине. Джейкоб не мог найти слов, чтобы сейчас открыть ей свое сердце, и он выбрал обычный для их семьи способ. Он поднял новую глиняную кружку и осмотрел ее:

– А ведь эта, пожалуй, нравится мне не меньше.

«Неж-но и не-спеш-но… утро подкрадется…»

Микаэла проснулась от того, что ее пронзил страх, тело было липким от пота. Харрисон повернулся и склонился над ней, погладив рукой спутавшиеся волосы. Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь и вырвать себя из этого кошмара.

Они не говорили о Галлахере, но сейчас Харрисон хрипло прошептал:

– Он… Он причинил тебе боль?

– Нет. В противном случае ты бы давно знал об этом, – ответила Микаэла резко, в спальне еще раздавалось эхо старой колыбельной.

– Мог бы и не знать. Ты тоже умеешь хранить свои тайны, милая. Ты должна простить себя. Ты была всего лишь четырехлетним ребенком, когда похитили Сейбл. Что ты могла сделать?

– Мне сейчас не нужна логика, Харрисон, – заявила Микаэла с дрожью в голосе. – У меня перед глазами все еще стоит эта картина – как ты дерешься с ним, этот свирепый взгляд на твоем лице. Таким я тебя не знала. И этот нож… ты ведь мог убить. Просто обними меня.

Харрисон положил голову Микаэлы на свое плечо, одной рукой поглаживая волосы, а второй прижимая ее к себе.

– Все кончилось, Микаэла. Все встанет на свои места. Просто на это нужно время.

– Как ты можешь быть в этом так уверен?

– Потому что я знаю тебя. Ты была со мной, когда мне было пятнадцать, и восемнадцать, и теперь… – Харрисон помолчал и приподнял лицо Микаэлы, чтобы поцеловать. – Сегодня, когда ты положила мне руку на спину, а я стоял перед медведем, я понял, что ты всегда будешь со мной и…

Он обнимал ее, а она плакала. Когда же прошлое перестанет терзать их?

«Неж-но и не-спеш-но… утро подкрадется…»

Глава 18

Из дневника Захарии Лэнгтри:

«Как бы я хотел вернуть моей любимой дневник, который она потеряла. Она хотела поделиться своими чувствами с нашими детьми и внуками. Но по-видимому, ее кольцо и дневник утеряны навсегда, и она не сможет передать их тем женщинам, которые унаследуют ее кровь. Нам хватит и того, что мы обладаем друг другом. Я примирил свою гордость и честь, и в этом немалая заслуга моей жены. Мы прошли такой долгий путь, и, хотя Клеопатра верит, что проклятие Обадаи и легенда, связанная с монетами, придавали нам силы, я думаю, что это делала наша любовь. Воистину она – мое сердце».

Микаэла сидела у двери, ведущей в комнату его матери, и смотрела на Харрисона. Он был одет безупречно, на нем был серый дорогой костюм. Ничто не напоминало о том свирепом бойце, который дрался с Галлахером всего лишь неделю назад. Харрисон выглядел абсолютно спокойным, а Микаэла страшно переживала из-за его предстоящей встречи с матерью. Ночью, когда он держал ее в объятиях, тени прошлого не покидали их обоих. Микаэла уже жила однажды с чужим человеком, и теперь, даже когда Харрисон был рядом с ней, она боялась, что прошлое отнимет его. Он с головой окунулся в работу, лишь выкроив время для поездки в лечебницу, и красота сентябрьской листвы так и осталась незамеченной.

Он не хотел, чтобы его синяки испугали Джулию; в сообщениях о состоянии ее здоровья говорилось, что ее самочувствие неважное и даже по пустякам она легко расстраивается. Несмотря на ворчание Харрисона, Микаэла искусно загримировала его исчезающие синяки косметикой.

Харрисон держал ее за руку, сравнивая эти изящные пальчики и узкую ладонь со своими широкими грубыми ладонями и сильными пальцами.

– Прекрасно, мужик пользуется косметикой, – ворчал он, но прижимался к ее свободной руке, которой Микаэла гладила его волнистые волосы, доходившие до воротника рубашки.

Микаэла поднесла его руку к губам, целуя ее и плотно прижимая к своему подбородку. Харрисон посмотрел на нее и покачал головой, высвободив руку.

– Не надо меня жалеть, я в этом не нуждаюсь.

– Я и не думала, – ответила Микаэла, не желая портить Харрисону настроение. Сейчас она была охвачена ужасом и всячески пыталась обрести силу духа, потому что этот Харрисон совсем не походил на человека, который ночью так страстно хотел ее.

– Не было никакой необходимости брать с собой камеру. Это вовсе не счастливое воссоединение. – Он окинул взглядом ее темно-синий жакет и белую блузку, практичные, подходящие по цвету свободные брюки. – Ты забыла свой медальон.