Конь начал истошно ржать, едва не сбросил всадника, так что его пришлось успокаивать заклинанием.
Лев же в один момент зарычал, бешено тряся головой и хлеща себя хвостом по бокам. А затем повалился набок и попытался перекатиться через спину, точно играющий котенок-переросток.
– Стой! – завопил Велигор, лежавший с прижатой к земле ногой.
Ухитрившаяся соскочить невредимой Ульфа нанесла Пожирателю колющий удар в бок. Тот невольно дернулся, вскочил, занося лапу, чтобы покарать дерзкого врага, да так и замер.
– Успокой его! – проорал храмовник, пытаясь удержать обезумевшего хищника.
Развернувший собственного скакуна Головешка встряхнул рукой, будто скидывая нечто с пальцев, глаза у льва выпучились, и стали как две громадные бусины из золота.
– Ох… ух, спасибо, – сказал Свен, выбираясь из зарослей: взъерошенный, помятый, но живой и даже не раненый. – Можно, я дальше пешком пойду, ага? А то как-то оно не…
– Иди… – тут эльф понял, что больше не слышит жужжания комаров.
Еще не успев сообразить, что его насторожило, он резко повернулся и пригнул голову. Тупой удар пришелся в правую сторону груди, проникающая боль отдалась в спине, а ноги сами вылетели из стремян.
Головешка кувырнулся так, что перед глазами мелькнули верхушки деревьев, и врезался мордой в землю.
– Йе-е-е-ех-х-х-ху! – завопил кто-то в самое ухо.
– Демоны из лесу явились! – привычно, но на этот раз несколько неуверенно крикнул Велигор.
Морщась от боли в груди, Головешка перекатился набок, торопливо скосил глаза: ну да, древко стрелы торчит чуть ли не под подбородком, но вот наконечник засел неглубоко, и крови почти нет.
Крохотные, но сильные ручонки подхватили эльфа, поволокли куда-то в сторону. Замелькала перед глазами истоптанная, покрытая гниющими листьями и изогнутыми корнями земля.
В себя пришел, когда понял, что с него собираются снять пояс с мечом.
Зарычал от злости не хуже Пожирателя, дернулся так, что неведомые враги вынуждены были его отпустить. Падая на живот, успел выбросить правую руку и прочесть заклинание, так что наземь хлопнулся не только под лязг собственных зубов, но и под аккомпанемент стонов и взвизгов.
Головешка перекатился, сокрушая чьи-то хилые конечности, ладонь сомкнулась на рукояти меча.
– Эльф, быстрее! – закричала Ульфа.
Малорослые существа, пропорциями тел похожие на гоблинов, разве что не такие уродливые, и с человеческим цветом кожи, утаскивали в заросли одного из гибберлингов. Второй пытался прорваться к брату, но едва успевал отбивать удары деревянных копий с каменными наконечниками.
Велигора и Пожирателя Грехов не было видно за волной из живых тел, но судя по воплям и рычанию, они сражались отчаянно.
– Быстрее! – повторила Ульфа, кидаясь вперед, чтобы выручить родича.
Головешка ударил мечом крест-накрест, по ушам резанул сдвоенный визг, чужая кровь брызнула на лицо, густая, теплая и соленая. Отпихнул ногой еще одного из нападавших, и получил паузу, достаточную для того, чтобы обратиться к единственному оружию, способному помочь против такой массы врагов – магии.
Брошенное заклинание вынудило деревья у тропы надрывно заскрипеть, а землю вздрогнуть. Из открывшихся под ногами трещин ударили серые фонтанчики, будто сотни крохотных вулканчиков начали извергаться пылью или песком, аромат зелени перебила гнилая вонь.
Тем из чужаков, что тащили гибберлинга, «повезло» больше всего, мышиного цвета облако скрыло их с головами. Когда оно развеялось, открылась груда окровавленных подергивающихся тел, и выбирающийся из ее глубины Свен с кинжалом в лапе.
– Брат! Жив! – с неподдельной радостью в голосе закричал Тронд.
– Во славу Тенсеса! – из толпы врагов появился храмовник в изодранной рясе, наносящий удары во все стороны. – Исчадия же зла, вставшие на пути верных, во прах повержены будут и души их претерпят заключение в геенну огненную и мрак зубовный!
На последнем слове Пожиратель Грехов неожиданно споткнулся, и рухнул набок, едва не придавив седока заново. Стало видно, что из бока и живота льва торчат по меньшей мере две дюжины копий, некоторые из них вбиты по самую рукоятку, а из длинной раны торчат внутренности.
Велигор вывернулся из-под тела зверя, обхватил его за морду и принялся шептать в огромное ухо.
– Йе-е-еху-у! – боевой клич малорослых обитателей джунглей прозвучал вновь, но куда менее воинственно.
На этот раз Головешка сразу, не дожидаясь напоминаний, ответил на него заклинанием. Фонтанчики из пыли опали, но им на смену пришло спустившееся от крон деревьев мягкое свечение цвета перламутра.
Всякий из чужаков, кого оно касалось, на миг замирал, а потом бросался на соседа.
Вскоре они уже дрались между собой, и один за другим падали наземь, пронзенные копьями, проткнутые стрелами и изрубленные топорами собственных же сошедших с ума соплеменников.
– Рази их! – завопила Ульфа, и братья ее услышали, с новой силой ринулись в бой.
А вот Велигор не смог оторваться от Пожирателя – обняв его, суровый храмовник рыдал, точно малое дитя, и в бессвязных словах его, обращенных к спрятавшемуся за кронами деревьев небу, звучало намного больше гнева и упрека, чем веры в могущество Света…
Головешка поднял меч, но тут же вынужден был его опустить.
Два мощных заклинания, пущенных в ход одно за другим, без перерыва, вымотали его до предела.
– Остановитесь, хватит, – прошептал эльф.
Действие чар вот-вот закончится, и тогда уцелевшие враги, которых будет не так много, и думать забудут о нападении – это он видел по искаженным лицам, по дергающимся в жажде бегства ногам, заполненным страхом глазам.
Но как ни тихо прозвучали слова Головешки, Ульфа их услышала.
– Йех-х-ху-у! – закричал один из нападавших, придерживая готовую к удару руку. – Аой?
Последний возглас прозвучал испуганно и жалобно, и словно послужил сигналом. Обитатели джунглей ринулись в стороны, закачались потревоженные ветки, упало наземь несколько листьев.
Через мгновение вокруг тропинки остались лишь трупы.
Стали различимы рыдания Велигора, зарывшегося лицом в золотистую гриву Пожирателя.
– Ладно, хватит тебе, – сказал Головешка, – вон у меня коня сперли, пешком пойду.
Убитого или раненого Валуна местные, похоже, уволокли с собой, и вряд ли для того, чтобы на нем ездить.
Хотел добавить еще что-то, пошутить над привязанностью храмовника к своему зверю, но неожиданно понял, что не может… Остановила его странная мысль, словно мышь в амбар проскользнувшая в сознание догадка насчет того, что громогласный и вроде бы уверенный в себе Велигор на самом деле одинок, и лев был его единственным другом.