Густые заросли терновника встали перед нами ровной стеной. Одного взгляда хватило, чтобы увидеть, что их придется обходить левее — непроходимые кусты росли прямо на краю обрыва, буквально свешиваясь вниз, как спелые гроздья винограда.
К счастью, заросли не углублялись в лес, и вскоре мы снова вышли к обрыву. Растительность исчезла, перед нами высилась серая скала, покрытая редкими пучками выжженной травы. Справа виднелась еле заметная тропинка, которая исчезала за изгибом скалы. Слева скала круто уходила вверх, скрываясь за зеленеющими кронами деревьев. Пытаться залезть на нее равносильно самоубийству — ни одна горная коза не сможет взобраться на почти отвесную стену, не то что человек. Обходить слева? Но кто знает, сколько нам придется идти? Силы у всех на исходе.
Вит остановился и некоторое время разглядывал воспаленными глазами выросшую перед ним громадину.
— Пошли, — хрипло сказал он, покачнувшись. — Обходить ее — смерть. Пойдем, как и шли, вдоль моря.
Действительно, места было достаточно, чтобы идти по кромке обрыва. А если тропинка станет уже? И закончится совсем?
Я поправил сползающий рюкзак на плече. Тяжелый, гадина. Может, вообще его выкинуть? Что там? Спальник? Куртка?
— Если скала дальше сливается с обрывом, это тоже означает смерть, — я осторожно потрогал шершавым языком болевшую десну, — вверху — горы, внизу — море. Жаль, мы не птицы.
Ольга подняла голову.
— Смерть в любом случае…
— Мне нравится твое умение ободрить нас в трудную минуту. Это одна из причин, по которой с тобой так приятно иметь дело, — сказал Вит.
— Вы так ничего и не поняли?..
— Захлопнись, — без выражения проговорил Вит и повернулся ко мне: — Варианты?
— Кто-то из нас пойдет и посмотрит, какая там дорога.
— В задницу. Идем вместе. Времени нет, мы и так подыхаем.
Я пожал плечами, поймав себя на мысли, что делаю это почти так же, как Вит:
— Пошли.
Тропинка, по которой гуськом тащилась наша процессия, по ширине не превышала полутора метров. Иногда сверху скатывались камешки, весело подскакивая игривыми мячиками на неровностях и выбоинах.
Впереди, словно привидение, шел Вит, за ним Ольга, качаясь из стороны в сторону. Временами мне казалось, что ее вот-вот сдует ветром в море. Хотя нет. За эти летние каникулы она похудела настолько, что, скорее всего, ветер унесет ее в небо. А в небе — солнце и луна. Солнце горячее, луна холодная. Если…
Девушка прервала мои бредовые размышления:
— Как ты думаешь… нас уже начали искать?
— Какое сегодня число?
— Двадцать третье.
— Я обещал быть двадцать седьмого.
Подавленный вздох.
Подошва на ее кроссовке парусом хлопала при ходьбе, грозясь вовсе оторваться.
Некоторое время мы шли молча.
— А тебя когда хватятся? — нарушил я тишину.
— Не знаю. Я сказала, что, возможно, после двадцать пятого.
— Мама небось волнуется.
— Мама умерла.
— Понятно. — Я вежливо замолчал.
— У нее был рак мозга, — отрешенно сказала девушка, глядя себе под ноги. — Я люблю ее.
Соглашаясь, я кивнул.
— Я знаю, что она там, наверху, и все видит. Она видит меня и тебя, и она нисколько не винит нас в том, что произошло, — продолжала девушка.
В небе кружили чайки, плача и смеясь.
— Все хотел спросить тебя.
— Спрашивай, — безо всякого интереса сказала Ольга.
— Что ты пишешь все время?
Она вяло махнула рукой:
— Так, ерунду.
Тропинка, усыпанная мелким острым щебнем, немного расширилась.
Ольга догнала Вита и попросила у него воды. Какое расточительство! Потом она снова повернулась ко мне:
— Дима?
— Да?
— Мне кажется, я влюбилась.
— И кто этот счастливчик? — спросил я, прекрасно зная ответ.
Ольга засмеялась. Подошва на кроссовке все-таки оторвалась, но она не замечала этого.
— Дурак ты, Стропов.
— Дурак у коня, а у меня дурашка, Оленька. Если это тебя устраивает, выходи за меня замуж, — вырвалось у меня предложение, и я почему-то вспомнил слова покойного отца: «Никогда не женись на женщине, с которой можно жить. Женись на той, без которой жить нельзя».
Ольга остановила меня, пытливо всматриваясь в глаза, стараясь определить грань между шуткой и правдой.
— Только имей в виду, я храплю во сне, — зачем-то ляпнул я.
Губ Ольги коснулась легкая улыбка. Она завела прядь волос за ухо и собралась что-то ответить, например, что в том, что человек храпит, нет ничего страшного, и с этим вполне можно смириться, и вообще, она тоже иногда храпит, да так громко, что неизвестно, кому из нас больше по ночам будет мешать этот порок…
Злобный вопль Вита не дал ей этого сказать. Он прислонился к безжизненной глади скалы и медленно сполз на щебенку, шевеля почерневшими губами. Ольга стояла, сжимая кулаки, и глядела прямо перед собой. Я проследил за ее взглядом и почувствовал, что колени мои подгибаются. Все рухнуло.
Перед нами зияло огромное ущелье.
Новороссийск.
Главное управление внутренних дел.
Время 17:15
Майор Александр Зеленский встал из-за стола и подошел к молодому человеку весьма неряшливой наружности. Мятые брюки с пятнами на коленях, давно не стиранная рубашка, пыльные туфли, лицо небритое.
— В общем, Степан, спасибо за помощь. Наши сотрудники из Апрелевки уже выехали. Если будет что-то еще — звони. Вот моя визитка…
Дверь приоткрылась.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — вытянулся по струнке Зеленский.
— Сиди, — вошедший в штатском крупный мужчина пятидесяти лет кинул оценивающий взгляд на сидящего молодого человека.
— Все, Логинов, можешь идти, — кивнул на дверь Зеленский.
— По какому делу? — спросил вошедший после того, как юноша закрыл за собой дверь.
— Водитель 3-й автобазы, товарищ полковник, — начал было Зеленский, но тот недовольно оборвал его:
— Без формальностей, Саша.
— Сообщил, что на днях к ним в контору позвонил некто и сообщил, что на турбазе Красная Щель произошло убийство. Связь была плохая, и подробностей выяснить не удалось. Скорее всего, звонили с мобильного телефона — телефонной связи там нет. Я дал указание местным ребятам проверить.
— Ясно. Так, Саша, мне нужен акт проверки… — начал полковник, но вдруг голос его изменился: — Что? Красная Щель?