– Андрюша, куда ты побежал?! Оставь дядю-военного в покое! – молодая миловидная мама с короткой стрижкой пшеничного цвета волос поднялась с лавочки.
– Да нет, что вы… Все в порядке, – Костя взял малыша на руки и несколько раз легонько подбросил его. Малыш безмятежно улыбался и что-то бормотал на своем «языке ангелов».
Старший лейтенант шел по осеннему бульвару в центре Донецка, собирая улыбки прохожих. Мужчины, особенно те, что постарше, подходили, жали руку. Девушки бросали весьма заинтересованные взгляды, прыскали смехом, что-то обсуждая на ушко с подругами. Старушки на лавочках крестили. «Дождались!» – как вздох облегчения.
Со стороны площади Ленина, словно в подтверждение этого, из мощных динамиков грянула песня:
Марш, марш, марш.
Русский марш, собирает на марш
Всех, не уничтоженных войной,
Марш, марш, марш,
Русский марш, он закончит шабаш
Тех, кто издевался над страной…
Старший лейтенант Новиков непроизвольно перешел на строевой шаг, хотя военврачи особо рьяно шагистикой не занимались, и Военно-медицинская академия имени Кирова в Санкт-Петербурге на парадах не маршировала. Но сейчас был особый случай.
А Жанна Бичевская продолжала исполнять песню, которая здесь, в Донецке, уже стала одним из символов сопротивления надежды:
Русские идут, и тает над Россией ночь.
Русские идут любимой армии помочь.
Русские идут вперед с сердцами высших проб.
Русские плюют на власть Америк и Европ…
Русских офицеров в Донецке не боялись, оккупантами здесь были пришлые с запада, с желто-синими шевронами на убогой, устаревшей еще двадцать лет назад военной форме.
– Ой, смотрите, русский офицер! Вот она – помощь России!
У старшего лейтенанта Новикова стало тесно в груди, невольно защипало в глазах, наверное, соринка попала. Офицер и не подозревал, что существуют такие радостные, высокие чувства и что остались люди, способные вот так, искренне их выражать. И в этот краткий миг молодой военврач испытал совершенно искреннюю гордость за то, что он – русский.
Миновав Оперный театр имени Соловьяненко, Константин Новиков подошел, наконец, к зданию Донецкого областного совета. Перед ним возвышалось современное высотное здание. Баррикады вокруг уже были убраны, только с флангов стояли приземистые огневые точки из железобетонных блоков, обложенных мешками с песком и укрытых маскировочными сетями. На балконе над фасадом здания развевались флаги Новороссии, Донецкой Народной Республики и России. На входе дежурила вооруженная укороченными автоматами охрана.
А слева возвышался в бронзе и мраморе монумент: фрагмент тех самых баррикад, а на них – скульптурная группа. Парень сжимает в руках автомат, рядом – пожилой мужчина в шахтерской каске с фонарем-«коногонкой» и девушка с санитарной сумкой через плечо.
У подножия памятника – ворох живых цветов.
Монумент этот возвели всего за пару месяцев на народные пожертвования. Еще идет война с бандеровцами, но людям все же нужны символ и зримое воплощение памяти.
На бронзовой доске выбито стихотворение:
Русскому сопротивлению Донбасса посвящается:
Ищут в Донецких степях и в Луганске,
Под Краматорском, в районе Славянска.
Враг даже денег уже предлагал,
Только бы парня хоть кто-то поймал!
Есть даже список особых примет:
Парню примерно 25 лет,
Рост выше среднего, сажень в плечах.
Вежлив. Воспитан. Сдержан в речах.
Лишнего слова не любит сказать.
Над «балаклавой» синеют глаза.
Смелое сердце в крепкой груди.
Чаще – с друзьями, реже – один.
В берцы обут. Винтовка в руках.
Кто он, откуда – не ясно пока…
Может быть, к нам он из Крыма пришел,
И там у крымчанок расстройство и шок?
Может, приехал он к нам из России?
Если б поймали – сразу б спросили,
Только вот Крым не признал своего,
Да и Россия не знает его…
Вдруг его родина – гордый Донбасс?
Вдруг он родился и рос среди нас?
Вдруг рядом с ним – его батя-шахтер?
Мать возглавляет отряд медсестер,
Дед не сдержался, берданку достал,
Рядом с внучком на позицию встал,
На блокпосту – его вежливый брат,
Кормит бойцов пшенной кашей сестра,
На баррикаде жена рядом с ним,
Лишь бабушка дома – осталась с детьми.
Лица родные он видит вокруг.
Тут – одноклассник, там – с армии друг,
Тренер футбольный, по даче сосед,
Школьный учитель пришел, как и все…
Киев, смотри, ты же всё прозевал —
Каждый из нас уже вежливым стал.
И подтвердит тебе каждый из нас:
Вежливый парень – это Донбасс!
И подпись:
Наталья Балалуева.
Константин Новиков снял полевое кепи и постоял, задумчиво глядя на этот памятник недавней истории. Их общей истории – Донбасса, Новороссии и России. Эти люди вышли на баррикады, потому что верили: русские своих не бросают! И он, офицер медицинской службы, был самым красноречивым тому подтверждением. Фашистская киевская власть обливала грязью патриотов Донбасса. Чего только не придумывали проплаченные из «звездно-полосатого» кармана «желто-блакитные» журналисты: что в Донецке на баррикадах – бандиты и алкоголики, «купленные» агенты Путина и спецназа ГРУ! (Интересно, а «спецназ ГРУ» – это у них, наверное, на лбу вытатуировано?)
На самом же деле это были обычные люди, добровольцы из соседних домов. Поначалу приходили со своим снаряжением, своими же охотничьими ружьями. Сердобольные домохозяйки несли еду и варили обеды. Врачи-добровольцы организовывали медико-санитарную службу и оказывали помощь.
Пенсионеры сами стали тогда живым щитом, прикрывая активистов от возможного штурма. Подходят молодые ребята к бабушке, видимо, сын с невесткой:
– Бабушка, пойдемте домой!
– Нет, сынки, вы идите, а я еще здесь посижу! – отвечает старушка, которая еще застала гитлеровскую оккупацию.
Даже одноногий инвалид на костылях сжимал в руке дубинку: хоть разочек, но треснуть «правосека» по черепу! [50]
Вечером Константин Новиков решил пойти в театр имени Соловьяненко на оперу Джузеппе Верди «Аида». Все ж сказывалось интеллигентное санкт-петербургское происхождение и воспитание.