Старуха замолчала, махнула рукой и высморкалась в край передника. Я не торопила ее, понимая, что из-за склероза бабуля от любого нажима могла забыть или упустить чего-нибудь важное.
— Сам-то долго серчал, но квартиру им отдельную выхлопотал, хорошую, просторную. Только не в коня корм оказался. Лексей-то ладненький был, как картинка, а только детей у них не было. То ли с Веркой что-то не так, то ли с ним. Они лечились, ездили на юга, на моря… да только зря все было. А потом… потом не стало нашей голубки, красавицы нашей, — пробормотала старуха, заливаясь слезами. Рыдала она так отчаянно и жалостливо, словно смерть Веры произошла не десять лет назад, а на днях.
— Что же с ней случилось? — попыталась уточнить я.
— Померла от чего? Так разное говорили… Болезнь какая-то у нее была психическая. Поздно доктора нашли, а может, плохо искали.
Так, понятно, ничего вразумительного я от нее уже не добьюсь, что делать? Может, в газетах за то время есть что-нибудь? Вряд ли, тогда у нас никакой гласности не было, такую информацию в печать не выпустили бы, если «сам» в Смольном служил.
Можно заглянуть в милицейские архивы за тот период и попытаться отыскать дело, наверняка его заводили. Хорошо бы узнать, когда погибла Вера. Поговорить бы с теми, кто дружил с ней, они-то уж точно могли бы мне рассказать массу интересного.
— А сохранились вещи Веры? Мне хотелось бы посмотреть, — попросила я. — Это для книги нужно.
— Что, прямо так и будете писать? — удивилась старуха. — Вот cам-то удивится. Он нынче все болеет, совсем плохой стал, не то что раньше. Ильинишна его таскает по врачам всяким, а то и к колдунам и гопатам каким-то, экстрасексам. Тьфу, в наше время этой нечисти не было. Нам даже в бога верить запрещали. Сам как-то у меня иконку нашел, так кричал, так кричал: «У меня, партийного работника, коммуниста со стажем, домработница в церковь шастает, иконам поклоны кладет!» Вот и Верка-то… ни крестика, ни молитвы. Все от этого, наказание за грехи родительские, прости господи, — перекрестилась она.
— Можно, я взгляну на ее вещи? — прервала я старушенцию, вставая со стула.
— Можно, можно, пойдем, Ильинишна все оставила, как при ней было, даже путанты эти самые на веревке висят. Ой, зайдешь иной раз, так словно она рядышком жива-живехонька, кровиночка наша, королевишна… — снова принялась причитать старуха.
Она проводила меня в дальнюю комнату, принадлежавшую Вере. Я с большим интересом огляделась. Хозяйка комнаты на самом деле была влюблена в балет: на стенах висели копии картин известных мастеров, рисовавших балерин. Копии, нужно сказать, были превосходными. В застекленном шкафу стояли грампластинки с музыкой известных балетов. На столе лежали толстые альбомы с фотографиями, разрисованные коробочки и шкатулки. Я заглянула в одну из них — она была доверху забита открытками, письмами.
— Можно, я посмотрю? — спросила я, но старушенции рядом не было, она, вероятно, забыла про меня или оставила, чтобы не мешать.
Я принялась рассматривать открытки и письма с довольно банальными поздравлениями и пожеланиями. Чаще всего попадались открытки от неких Лизоньки, Аннушки и Машутки. Я переписала обратные адреса с этих открыток и решила заглянуть к бывшим подружкам Веры, скорее всего, ее одноклассницам. Интересно, сколько им теперь? Лет по сорок? Вот они-то мне расскажут о ее смерти подробнее. Тем, о чем промолчат родители, с удовольствием поделятся бывшие подружки.
— Эй, — позвала я домработницу, выходя из комнаты Веры.
В коридоре было темно и тихо. Куда же она запропастилась?
— Спасибо, я ухожу! — крикнула я еще раз.
Бабулька не отзывалась. Я нашла комнату, в которой мы разговаривали, — бабуля сидела на диванчике и дремала. Я не стала ее будить, замок у них английский, захлопну сама.
Я вышла из квартиры Сусуличей, громко хлопнув дверью. Замок щелкнул, и дверь закрылась.
* * *
Одна из подруг Веры, Машутка, судя по адресу на открытках, жила близко. Я очень надеялась, что она там и живет, хотя ведь могла, например, выйти замуж и переехать к мужу.
Я быстро нашла нужный дом и квартиру, поднялась по лестнице и позвонила. И только когда передо мной отворилась дверь, подумала, а кого же мне спрашивать — Машутку? Глупо так обращаться к незнакомому человеку, с которым собираешься завести доверительный разговор.
Дверь открыла мне полноватая женщина с крашенными хной короткими волосами. На первый взгляд она вполне могла оказаться Вериной подругой.
— Здравствуйте, — приветливо произнесла я, пытаясь подобрать слова. — Извините, вы случайно не… Машутка?
— Да. А что, не похожа? — хохотнула женщина. — Вы из училища? Проходите.
Я уставилась на нее с непониманием, но кивнула.
— Так ведь сто лет училищу, сбор всех, — пояснила она свою догадку, приглашая в квартиру.
— Ну да, — снова кивнула я. Значит, она была однокурсницей Веры, а не одноклассницей. Почему я подумала об однокласснице? — Понимаете, я пишу книгу про всех учениц, пока только собираю материалы, вот и…
— Ясно, ясно! Заходите, чайку попьем. Я только что таких пирожков напекла, пальчики оближешь… Хм, когда-то балетом занималась, а теперь стала такая… — Машутка на минутку остановилась и обвела руками вокруг своего пышного тела. — Это все из-за мужа, он мечтал о детях и настаивал на троих, чтобы обязательно были два мальчика и одна девочка. Так и получилось, но с такой оравой, сами понимаете, не до фигуры, не до диеты, — Машутка махнула рукой и захохотала звонким переливчатым смехом, словно потрясла серебряным колокольчиком.
Я улыбнулась ей в ответ, Машутка мне уже нравилась.
— Машутка — это, наверное, Мария? — уточнила я, усаживаясь за стол. Пирожки и в самом деле были отменные, с пылу с жару, я не удержалась и слопала целых три, ничего, мне не в балете танцевать.
— Точно, Мария, Маша. На курсе нас трое было с таким именем, и, чтоб нас не путать, стали меня Машуткой звать. Вот, смотрите, — протянула она мне пухлый альбом с фотографиями.
Господи, опять фотографии! Это уже перебор, еще одного просмотра я не выдержу.
— Спасибо, я успею просмотреть, — пробормотала я, откладывая фотоархив. — Мне хотелось бы поговорить с вами об отношениях в группе, как вы дружили, о чем мечтали и все такое… Это для книги…
Машутка задумалась, накручивая на палец коротенькую рыжую прядь. Я решила ей помочь, подтолкнуть к нужному мне разговору, и раскрыла альбом на середине. Мне повезло — как раз попался групповой снимок. Я отыскала глазами Веру и ткнула пальцем.
— Ну вот, например, вы дружили с этой девочкой? У нее такое интересное лицо… Кто это?
— Ой, это Верочка Сусулич…
— Сусулич, такая знакомая фамилия, — произнесла я, делая вид, будто что-то припоминаю.
— Точно, ее папа в те годы большим начальником был… Верочка и у нас училась поэтому. Она бы ни по возрасту, ни по данным не прошла… В училище девчонки учились, а она старше нас была…