Красавец горбун | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Отец, да не будь же ты смешон хоть сейчас! – Увы, временами Фарида была удивительно непочтительна, но тут уж ничего нельзя было поделать. И визирю оставалось только радоваться, что эти жаркие споры не слышны никому, кроме его жены. – Единственное достоинство этого унылого, прыщавого, слабого и скверно воспитанного мальчика в том, что его отец – наместник. Но для меня это не достоинство. Запомни, отец, запомни и ты, матушка, что я ищу настоящего мужчину. Человека, который готов будет ради меня свернуть горы, снять с высоких небес звезду, оседлать крылатого коня! Человек, который полюбит меня великой любовью. Ибо это, слышите, мои добрые родители, это и будет счастье моей жизни!

Визирь, конечно, понимал, что движет дочерью. Но он устал быть отцом этого несносного существа и тайком уже мечтал о том дне, когда его дочь наконец выйдет замуж.

Но настал тот день, когда отцовское терпение лопнуло. И Салах попытался принудить дочь к послушанию. Увы, но дочь и не подумала сменить гнев на милость. И вместо послушного «повинуюсь, о мой отец!» Салах вновь услышал сухое «нет».

И тут Салах словно сошел с ума. Его мудрость, выдержка, разум, похоже, в этот день так и остались в парадных покоях наместника. Гнев застлал ему глаза.

«О Аллах, это дерзкая девчонка посмела вновь поспорить с отцом?! Посмела не послушать отцовского приказа!»

– Так знай же, несносная! Отныне я более не буду спорить с тобой. Не буду уговаривать тебя!

– Благодарю тебя, о добрый отец мой!

– О нет, дочь, не благодари. Ибо если ты отказалась от замужества, сулящего тебе только радость, счастье и богатство, то станешь невестой первого, кто станет гостем нашего дома!

– Но если этот человек будет женат? – Впервые в голосе Фариды появилась опаска, пока еще очень робкая.

– Значит, ты станешь женой его сына!

– Но если у него будут лишь дочери, отец?

– Я повторяю, дочь, что ты станешь невестой первого мужчины, который переступит порог этого дома. Даже если это будет вор, который проберется в семейную сокровищницу!

И тут наконец Салах услышал так долго ожидаемые от дочери слова:

– Слушаю и повинуюсь, о мой жестокий отец. Да будет так! И смерть моя тоже будет на твоей совести.

О да, теперь Фарида почувствовала, что своим упрямством перегнула палку. Быть может, она была бы готова взять назад свои слова, но как только представила, что ей придется согласиться на брак с Самиром, упрямство вновь брало верх. Ибо отвращение было так сильно, что добавило сил и мужества. И еще более в своем решении ее укрепили следующие слова отца. Слова холодного, злого, чужого человека:

– Я сказал.

И в этот миг здравый рассудок вновь вернулся к визирю Салаху. Он готов был уже раскаяться в своем жестоком решении, но упрямый и злой огонь в глазах дочери запечатал ему уста.

«Ты еще пожалеешь, упрямица, – подумал он. – Пожалеешь, что посмела так долго испытывать мое терпение! Пожалеешь, но я буду непреклонен!»

О Аллах милосердный, как порой бывают упрямы женщины. Но как же порой бывают упрямы мужчины! Ни одной женщине не сравниться с ними в упорстве, заслуживающем, безусловно, лучшего применения!

Итак, решение осталось неизменным. И сам Салах почувствовал, как только что невидимым, выкованным из слов мечом перерубил ниточку, что связывала его с дочерью.

Что ж, теперь оставалось только ждать, кто же станет первым гостем в доме визиря Салаха.

Макама девятая

«О Аллах милосердный, наконец я свободен!»

Так подумал Бедр-ад-Дин, выйдя из пышных и немного душных покоев наместника халифа. О да, теперь он был свободен – ибо выполнил поручение мудреца Валида. Но, о чудо, как переплетено в жизни хорошее и дурное! Он оказался в том самом городе, где некогда жил его отец, в городе, где до сего дня живет его дядя, почтенный Салах.

– Да пребудет Аллах милосердный с тобой, о мудрый старец, – проговорил начальник стражи, что провожал Бедр-ад-Дина к воротам.

– Да хранит тебя Аллах, мальчик мой! – пробормотал юноша, уже почти привыкнув к тому, что все вокруг видят его старым, немощным уродцем. – Не подскажешь ли ты мне, о достойный начальник стражи, где мне найти дом уважаемого Салаха, сына визиря Джамала, да живет память о нем вечно!

– Сочту за честь, уважаемый. Ибо это дом нашего визиря, дом правой руки наместника Исмаил-бея. Тебе надо лишь пройти по улице вон до тех ворот из палисандрового дерева!

– Вижу, мой мальчик, вижу! Это они еще и сверкают на солнце?

– О да, почтеннейший, именно они. Медные полосы на воротах начищены так ярко, что слепят прохожих.

– Благодарю тебя, уважаемый, – и Бедр-ад-Дин склонился в поклоне.

Поклон этот показался начальнику стражи таким тяжелым, что он проговорил:

– Но, быть может, тебя проводить к визирю, о мудрый старец? Или призвать слуг с паланкином, чтобы ты не бил ноги о камни улиц?

– Благодарю тебя, щедрый начальник стражи. Но я доберусь сам. Поверь, во мне куда больше сил, чем это видится со стороны.

– Не буду задерживать тебя, достойнейший! Да хранит тебя Аллах всемилостивый и милосердный!

«Но как я войду в этот дом, – думал Бедр-ад-Дин. – Как скажу дяде, которого никогда не видел, что я его племянник? Как поклонюсь его почтенному семейству? Ведь я выгляжу его отцом, а не сыном его брата…»


Красавец горбун

Неизвестно, сколько бы еще простоял Бедр-ад-Дин у ворот дома визиря Салаха, но тут рядом с массивными палисандровыми створками открылась калитка и приветливый мужской голос произнес:

– Войди же под наш кров, почтеннейший! Войди в дом визиря Салаха и отдохни от тяжких трудов и странствий!

– Благодарю тебя, уважаемый, – поклонился юноша и вошел в дом своего дяди.

– Мир этому дому! Да хранит Аллах милосердный и всемилостивый его во всякий миг и на долгие века!

Бедр-ад-Дин попытался опуститься на колени, чтобы поцеловать порог, но хозяин бросился его поднимать.

– Да будет счастлив тот миг, уважаемый, когда ты сделал честь нашей семье и стал нашим гостем!

«О Аллах, как гостеприимен этот дом! Такого не бывало даже в доме моего отца, а я считал свою матушку самой щедрой хозяйкой во всем мире под рукой повелителя правоверных», – подумал Бедр-ад-Дин.

Мысль о доме и родителях, о том, что он их оставил в беде, раскаленной иглой пронзила сердце юноши. Он остановился и глубоко вздохнул.

Радушный хозяин, видя, как тяжко дается уродливому гостю каждый шаг, поторопился в комнаты, проговорив:

– Следуй за мной, почтенный гость, здесь тебя ждут мягкие ковры и пышные подушки. Здесь ты, отдохнув, возможно, найдешь в себе силы рассказать, что за дело привело тебя в наш великий город.