— Фэрымэ! — строго прозвучал голос Думитреску. — Позволив вам разглагольствовать, я хотел проверить, сколько еще вы собираетесь испытывать мое терпение. Вы несете всякую чушь на постном масле и думаете, что, заталмудив нам голову своими россказнями, легче избавитесь от нас. Я уже сказал: ограничьтесь Дарвари!
— Именно о нем я и хотел рассказать, — извиняющимся тоном проговорил старик. — Ведь все последствия связаны с той ночью, когда Дарвари встретился с Замфирой. Я уже сказал, что эта молодая женщина, именовавшая себя Замфирой, была необычайно красива. Дарвари просто окаменел, увидев ее, и мгновенно подпал под ее чары. И когда Ликсандру учтиво, но чрезвычайно холодно обратился к молодой паре: «Что вам угодно?» — а Драгомир ответил: «Я зашел в корчму, чтобы выпить, а прекрасная Замфира — в поисках модели», на что Ликсандру возразил: «Весьма сожалею, но сейчас, в три часа утра, когда даже Бог спускается на землю, мы хотели бы остаться одни», — именно в этот момент Дарвари жестом остановил Ликсандру, чтобы тот не выпроваживал пришедших, а Замфира подошла к Дарвари и, взяв его за руку, проговорила: «Какой добрый юноша, он приглашает нас вместе повеселиться в вашей корчме». Дарвари побледнел от счастья. «Пусть останутся! — воскликнул он. — Ликсандру, может, и у них есть свои знаки!..» Тут вмешался и Драгомир: «Если вы занимаетесь ворожбой, то этого я не боюсь, потому что в одиночку мог бы одолеть всю вашу компанию. Но вот этой девушки, этой скульптурной модели, я боюсь, мне в нее пришлось бы стрелять из пистолета. Кто знает, куда бы я попал, но скандал разразился бы наверняка». Оана расхохоталась и воскликнула: «Я не боюсь пули, боярин, свинец меня не берет…» — «Но тут не пули», — возразил молодой человек, вытаскивая из кармана револьвер и показывая его. Револьвер был сделан точь-в-точь как браунинг, но стрелял не пулями, а шариками с цветной жидкостью. «Мне его только что прислали из Лондона, — пояснил Драгомир. — Специально для великосветских дуэлей, прямо в салонах. Снаряды пяти различных цветов…»
Так они и остались в ту ночь в корчме и веселились вплоть до восхода солнца, когда проснулся корчмарь. Уходя, Драгомир достал пачку денег и хотел расплатиться, но Оана остановила его: «После трех часов утра, когда, как говорит Ликсандру, сам Бог спускается на землю, все здесь мои гости». Перед корчмой стоял экипаж, в котором приехали Замфира и Драгомир. Вся компания, и конечно же Ликсандру с Дарвари, втиснулась в пролетку. После той ночи между Драгомиром и Ликсандру, Дарвари и Замфирой завязалась тесная дружба. Замфира была весьма странной особой. Она никогда не носила модных причесок, как остальные женщины. Она стригла волосы не слишком коротко и не слишком длинно и то распускала их по плечам, то собирала на затылке. Никогда не красилась, фасоны платьев выбирала старомодные, но такие, какие были ей к лицу, и таким образом достигла того, что ни на кого не была похожа. Дарвари был безумно в нее влюблен и поскольку носил мундир курсанта военного училища, то считал себя неотразимым, хотя Замфира и говорила ему…
В это время зазвонил телефон. Думитреску протянул руку и поднял трубку. Ему что-то сказали, и он покраснел как рак.
— Да, у меня, — проговорил Думитреску и замолчал, слушая, что ему говорят на другом конце провода. — Будет сделано. Понял, — отчеканил он, положил трубку на рычаг и повернулся к старику: — На сегодня хватит. Слишком много дел.
Фэрымэ вдруг проникся к нему симпатией.
— Вы еще неоднократно будете рассказывать свои истории, — поднял глаза Думитреску. — Но в ваших же интересах не упоминать больше о Василе Борзе. Ограничьтесь Ликсандру и Дарвари. Этот Борза никогда не учился в вашей школе на улице Мынтулясы. Он вообще не учился, даже в начальной школе. Установлено, что он был известным хулиганом в околотке Тей и агентом сигуранцы. [9] Обманным путем он проник в партию. Надеюсь, вы меня поняли, — закончил он, нажимая на кнопку.
— Понял и премного вам благодарен. — Фэрымэ вскочил и почтительно поклонился.
В течение целой недели следователь Думитреску не вызывал Фэрымэ на допрос, но Фэрымэ продолжал писать, и охранник регулярно забирал исписанные листы и приносил чистую бумагу. Как-то утром он зашел в камеру и, улыбаясь, заявил:
— Попрошу вас немножечко прогуляться, вас ждет сюрприз…
Фэрымэ положил ручку на промокашку, заткнул пузырек с чернилами и поднялся. В коридоре его ожидал элегантно одетый молодой человек.
— Вы будете Захария Фэрымэ?
— Да, я.
— Пройдемте со мной.
Они спустились во двор, пересекли его и вошли в другой корпус. Потом поднялись на лифте. Фэрымэ заметил, что молодой человек с любопытством поглядывает на него, украдкой чему-то улыбаясь.
— Я тоже писатель, — сообщил он, когда лифт остановился. — Меня очень интересуют ваши воспоминания.
Миновав несколько коридоров, молодой человек остановился перед массивной дверью, постучался и сделал знак Фэрымэ, чтобы тот заходил. Старик вошел, по привычке сгорбившись и опустив голову, но, увидев за столом женщину с надменной улыбкой, почувствовал, как у него дрожат колени.
— Ты меня знаешь? — спросила женщина.
— Как вас не знать? — с низким поклоном ответил Фэрымэ. — Госпожа министр Анка Фогель.
— Товарищ министр, — поправила женщина.
— Грозная Анка Фогель, — добавил Фэрымэ, пытаясь улыбнуться. — Так вас все называют: грозный борец…
— Знаю, — подтвердила женщина и повела плечами. — Но почему люди боятся меня, этого я никак не могу понять. Я мягка, точно хлеб. А если бываю жесткой, то только со своими домашними, да и то не всегда…
Фэрымэ впервые в жизни видел эту женщину, а потому с удивлением рассматривал ее. Она оказалась даже более суровой, чем на фотографиях в газетах. Выглядела она лет на пятьдесят, грузная, с широкоскулым лицом, прорезанным глубокими складками, большим ртом, короткой жирной шеей и седеющими волосами, стриженными под мальчика. Она сама курила и протянула Фэрымэ через стол пачку «Лаки Страйк».
— Куришь? Садись и возьми сигарету.
Фэрымэ еще раз поклонился и опустился в кресло. С опаской принял пачку сигарет.
— Зажигалка рядом. Ты даже не подозреваешь, зачем я тебя пригласила, — продолжала Анка Фогель, пристально глядя на старика и улыбаясь. — Я прочитала несколько десятков страниц твоих показаний. Больше прочитать не могла, потому что ты ужасающе многословен, а у меня мало времени для чтения. Но мне понравилось, как ты пишешь. Если бы ты мог контролировать поток воспоминаний, ты бы стал большим писателем. Но ты теряешь нить и вязнешь в подробностях. Я попросила выделить все куски, связанные с Оаной, потому что мне хочется узнать всю эту историю от начала до конца, но мне так и не удалось понять, что же с ней случилось.
— Возможно, вы и правы, — стал оправдываться Фэрымэ, склонив голову, — я же не писатель и записываю все, что приходит в голову. Но историю Оаны нельзя воспринимать только как ее собственную жизнь, потому что Оана была дочерью Фэникэ Тунсу и, самое главное, внучкой лесника. И все, что случилось с ней, с Оаной, было обусловлено тем, что он нарушил клятву, данную им старшему сыну паши из Силистрии…