– Должны уже быть.
– Спроси, где у нее тут нычка, брат…
– Сам спроси!
Третий из боевиков хотел что-то сказать, но, повинуясь взгляду блондина, молча встал и вышел. Тот, кто накупил целый пакет дорогих гостинцев из «Магнита», сел на его место, взял в руки горячую кружку с недопитым кофе, сомкнул руки, будто стараясь согреть их о горячий металл.
– Почему все так мерзко, брат?. – спросил он.
– Путь джихада полон препятствий. Сказано: неужели вы думали, что мы не будем испытывать вас?
– Нет… нет. Это не то. Это не испытание.
– А что же тогда?
– Это… мерзость, брат. Воюя с харбиями, мы и сами становимся такими, как они, понимаешь? Где предел?
– Ты знаешь, что наши грехи не будут записаны в Книгу. А их – будут.
– Да… но все мерзко… мерзко.
– Мы сражаемся за то, чтобы победить эту мерзость и установить чистое правление. Шариат Аллаха.
– Тогда почему мерзости все больше…
Вернулся третий боевик. Гулко стукнул о столешницу застеленного клеенкой стола черный плоский «ТТ». За окном загудел мотор, блондин привстал, чтобы посмотреть.
– Это они.
Замурзанный пацаненок, проскочив одному ему известным маршрутом между домами, выскочил на соседнюю улицу. У обочины, чуть накренившись, стояла «Газель», боковая дверь открылась, и сильные руки втащили пацана внутрь.
В «Газели» было темно и тесно. Несколько человек в боевой униформе полицейского спецназа стояли плотно, как кильки в бочке. Еще один держал на весу ноутбук, его экран светился матовым, мягким светом.
– Молодчина, Паш, поставил. Теперь рассказывай.
На экране было изображение с камеры, которую поставил на месте пацан.
– Трое их! – затараторил пацаненок с беженского лагеря. – Все трое русские. Один из них со мной базарил, без акцента совсем. Среднего роста, у одного волосы светлые, у двоих, как у меня, серые…
– Вахи, с… – выразился один из спецназовцев.
– Окоротись при пацане!
Спецназовец пристыженно замолчал.
– Тачка у них – «Шеви-Нива», серебристая. Старая, грязная, где-то по глине ехали. Грязь свежая…
– Номер запомнил?
– А как же. Шестьдесят первый регион. А – восемьсот пятнадцать – бэ-тэ.
– Молодец.
– У одного сумка «магнитовская», большая. Под самые гланды.
– Чем?! – насторожился координатор. – Заметил?
– Там бутылка была. К бабе приехал… Тот, другой блондин, мне еще денег дал.
– Покажешь?
Пацан неохотно достал превращенную в комок купюру.
– Кидай сюда.
Купюра отправилась в пакетик, взамен – координатор достал новенькую тысячную:
– На. Купи морожку.
– Я так-то пиво пью… – обиделся пацан.
– Пиво пить тебе рано. На вот еще, на проезд. Беги на автобус – только на автобус, понял? Не смей тут ошиваться. Не дай бог увижу.
– Понял… – с мрачным видом сказал Гаврош двадцать первого века. – Слава России!
Украинцы прибыли впятером – обычное для них дело, пятерка у них называется «гурт». Один остался в машине, еще один – во дворе, трое поднялись наверх. Были они бритыми – только-только начали пробиваться волосы. У одного – короткая бородка, у двоих – явно видно, что только что сбрили усы. Украинцы – делали только еще первые шаги на пути подрывной и террористической деятельности – и опыта им явно не хватало…
Один из боевиков открыл дверь. Второй держался так, чтобы при необходимости уйти в комнату. За спиной он держал взведенный «ТТ».
– Здорово, – настороженно сказал украинский боевик, лобастый, с угрюмыми, волчьими глазами. – Марина здесь проживает?
– Заходи…
Прошли в комнату, самую большую – женщина уже убрала кровать и удалилась. Из двух табуретов и листа фанеры сделали что-то вроде стола, выложили у кого что было. Один из украинцев поставил на стол бутылку водки, но под угрюмыми взглядами ваххабитов поспешил убрать ее. Все стояли так, чтобы при необходимости быстро открыть огонь.
– На какой мове розмовляти будем? – спросил лобастый, лысый боевик с волчьими глазами. – Ты украиньску знаешь?
– Я знаю русский, – сказал блондин, – и ты тоже. Не надо создавать проблемы на ровном месте.
– На кацапском розмолвляти, як собаци гавкати! – резко сказал украинец.
– Если хочешь, можешь говорить на арабском или фарси. Но ты не знаешь ни тот ни другой, верно?
Боевик сел прямее.
– Добро… – сказал он, – будем на русском. Давно на кацапском не розмолвляли, а, Микош?
…
– Наши старшие порешали, что надо вместе дела делать. Вместе мы сила, поодиночке – никто. Только вместе мы добудем свободу.
– Свобода? – сказал блондин. – А зачем тебе она?
– Тебе не нужна?! – ощетинился боевик. – Тогда можешь быть рабом!
Свобода… никто из нас не свободен от Аллаха Всевышнего. Только ты слишком туп, чтобы это понять. Ты различаешь людей по их национальности – но это один из тяжелейших грехов, люди если чем и различны, так только по богобоязненности. Даст Аллах, скоро ты познаешь, насколько велики были твои заблуждения.
– Мы рабы Аллаха Всевышнего, и больше никого, – сказал блондин. – Для нас нет власти, если эта власть не по законам шариата. Нет земной власти!
Лысый ощерился:
– Как знаешь, хлопче. Не мне тебя учить. У нас общий враг. Ты знаешь, кто такие русисты, и я знаю. Пока они есть – покоя не будет.
– Что предлагаешь?
– В Шахтах есть лагерь бандитов, там русских богато. У нас есть двадцать хлопцев и оружия дюже богато. Надо навести там шороху!
Вот идиот…
– Тебя там расстреляют еще на подходе. Ты что, не знаешь, что там русский спецназ?
– Двадцать моих хлопчиков, да с русистами не справятся…
Две «Газели», набирая ход, шли к цели с двух сторон улицы, блокируя ее. Еще один стрелок, пробежав дворами, залег на углу, выставив на сошки пулемет «РПК-74» с барабанным магазином и оптическим прицелом малой кратности…
Обе машины с точностью до двух секунд оказались около нужного дома. Вход в этом двухэтажном доме был со двора, дворик был сквозной, с выездами по обе стороны дома. Одна «Газель», резко на девяносто градусов повернув, пролетела во дворик, вторая, перескочив плохо засыпанную канаву и едва не перевернувшись, встала под окнами.
Хлопнули двери небольшого универсала «Форд», из машины выскочили двое украинцев, у того, кто выскочил с заднего, в руке был зажат «ТТ».