— Согласен. Ты станешь моим личным секретарем. Тебе отведут комнаты здесь, и ты не будешь подчиняться никому, кроме меня. Ты должен быть готов явиться на мой зов в любое время дня и ночи. Однако ты передашь мне свою сестру и отца, и они поселятся в доме, который выберу я. Им не будет дозволено покидать Порт. Если ты предашь меня, они погибнут.
Он подошел к Сетису. Его глаза были холодны, как сталь.
— Я делаю это потому, что считаю — за тобой надо присматривать. Толстого музыканта нет в живых, и девчонки тоже нет, и Архона — по-видимому — тоже. Но остаешься ты.
Сетис пожал плечами.
— Я ни на чьей стороне, только на своей собственной, — напрямик заявил он.
Аргелин приподнял бровь.
— Будем надеяться.
* * *
Выйдя из кабинета, он чуть не упал в обморок. Воздух словно загустел и перестал наполнять легкие. Но сотник, которого послали проводить его к новому жилищу, не спускал с Сетиса глаз, поэтому он безропотно прошел следом за офицером по лабиринту коридоров и пыльных лестниц, складов, палат и казарм.
— Он что, хочет упрятать меня в тюрьму? — пробормотал Сетис.
— Тюремные камеры двумя этажами ниже. — Сотник остановился, распахнул шаткую кедровую дверь и заглянул внутрь. — Заходи.
Крошечная каморка. Без воздуха. Без света. Жесткая кровать с одним одеялом и потрескавшаяся деревянная миска на столе. Сетис огляделся.
— Так, — сказал он. — Немедленно подметите полы, принесите два ковра, кресло, свежие полотняные простыни, писчие принадлежности, как можно больше ламп. Серебряную чашу, несколько бокалов, две полки для вещей. И пусть у меня убирают каждое утро. Приносите пищу и воду. И чем, черт возьми, здесь пахнет?
— Пачули.
— Это еще что такое?
— Ароматизированное масло. Девушки-рабыни каждый день втирают его в спину принцу Джамилю.
Сетис тихо спросил:
— Его камера рядом с моей?
— Камера! — Сотник хотел было сплюнуть, но удержался. — Скорее, палаты. Драгоценный племянник Императора — самая главная козырная карта в руках Аргелина. Он и его проклятые слоны. Тебе известно, что этих животных считают священными? Если бы Джамиля не держали в заложниках, Император давным-давно сровнял бы Порт с землей.
Сетис кивнул. Не выдержав, рухнул на кровать.
— Пусть из дома принесут все мои вещи, — распорядился он. — Немедленно.
Сотник вышел.
— Еще один писец-выскочка на нашу голову, — проворчал он и на этот раз все-таки сплюнул.
Только теперь Сетис в изнеможении выронил вещевой мешок на пол, закрыл глаза и поплыл по волнам темноты.
Он добился своего.
Проник к Аргелину.
Орфет утверждал, что у него ничего не получится, Шакал высказывал сомнения в том, хватит ли у него духу. Хватило.
Он очутился там, где и хотел быть.
В самом сердце событий.
Он открыл глаза и увидел, что по стене ползет жук. Потом жук нырнул в крохотную трещинку. Перед глазами опять возникли ворота, девушка в черной накидке. Она смотрела на него — изумленно, радостно и одновременно испуганно.
Потом она выскользнула за ворота и ушла не оглядываясь.
— Ох, Мирани, — прошептал он в тишину. — Что же я наделал?
На дороге, ведущей в Сады Царицы Дождя, стоят Девять Врат. Так говорят сами себе люди. Каждые врата — это преграда и испытание, опасность и восторг.
По этой дороге могут ходить только мертвые и Бог, она течет и струится, как русло ручья.
Каждый год, в День Скарабея, мою статую и статую Царицы проносят через ворота, по улицам. Вокруг меня людская толпа кишит, как насекомые, плывет, как стая рыб, протягивая ко мне руки.
Я не могу говорить с ними, потому что губы у меня мраморные, но я улыбаюсь им, потому что они такие маленькие и слабые, так многого от меня хотят.
Я что-то чувствую — наверное, страх.
Но разве богам ведом страх?
Как ты мог позволить ему это? — накинулась Мирани на Шакала. Радость в ее душе перемешивалась с разочарованием.
— Он сам это придумал, о пресветлая.
— Вечно он выдумывает всякую чушь! — Она в изнеможении села на один из тронов Креона, украшенный, как птица, распростертыми крыльями.
— А что ты подумала, когда увидела его? — с хитрой усмешкой спросил Шакал. — Чем он, по-твоему, занимался?
— Откуда мне знать!
И все-таки она знала. Она гнала от себя эти мысли, но грабитель могил смотрел на нее звериными глазами и улыбался.
— Ты решила, что, наверное, он нас предал. Сдается мне, что за всеми героическими подвигами нашей юной подруги кроется это невысказанное сомнение.
Его голос звучал насмешливо, и она отвернулась.
— Архон! Ты мог бы его остановить!
Алексос возвел из игрушечных кубиков башню головокружительной высоты. Сосредоточенно хмурясь, он водрузил на вершину еще один кирпичик.
— Боги не могут помешать людям делать то, что они хотят, Мирани. И к тому же нам нужен был свой человек по ту сторону.
Сдерживая подступающие слезы, она посмотрела на Орфета. Толстяк склонился к ней. В его ворчливом голосе прозвучала неожиданная доброта.
— Я скажу тебе, девочка, то, чего они не договаривают. Сетис пошел на риск из-за того происшествия со Сферой Тайн.
— Какого происшествия? — Она была озадачена.
— Помнишь тот миг, когда ты впервые дала ее ему в руки? Он рассказал мне это на обратном пути через пустыню, звездной ночью, когда мы оба лежали без сна. Сказал, что очень хотел получить Сферу, жаждал ее, а когда ты ее протянула, с нетерпением выхватил у тебя из рук. И ты это заметила. Потом ему стало стыдно. Он хотел, Мирани, чтобы ты хорошо думала о нем.
Она оцепенела. Креон вложил ей в руки чашку теплого молока, и она выпила его, не ощущая вкуса. В глубине души шевельнулась холодная скорлупка страха. Она прошептала:
— Он погибнет. Аргелин заставит его замолчать.
— А может быть, и нет. — Шакал лениво вытянул ноги на кушетке. Легкий ветерок от его движения опрокинул башню из кубиков. Алексос горестно взвыл; по стенам пробежала легкая дрожь.
Орфет тревожно огляделся.
— Дружище, это ты наделал?
Алексос хмуро взирал на груду кубиков.
— Прости, Орфет. Я больше не буду.
И стал собирать кирпичи. Шакал с толстяком переглянулись. Грабитель осторожно опустил ноги.