Та не сразу поняла, но когда смысл слов достиг ее затуманенного сознания, тут же очнулась. Представила, что подумает Агнес, слушая за портьерой, как хозяйка отдается едва знакомому мужчине, как неловко будет предстать перед служанками с растрепанными волосами, вспухшими от поцелуев губами… Ей вспомнился день семнадцать лет назад, когда… Алисия стала противна сама себе и вырвалась из объятий.

— Я не падшая девка, — упавшим голосом сказала она.

— Что?! Алисия…

— Если вам нужна женщина, в замке много служанок, привычных к посягательствам Мориса, они облегчат ваши страдания.

Алисия собрала волосы и стала неловко укладывать их в прическу.

Майлз проклинал себя за глупость. Зря он упомянул служанку и этим напомнил необходимость соблюдать приличия.

— Мне не нужна другая женщина, я хочу только вас, — настаивал он, пытаясь приблизиться. Алисия отступила на несколько шагов.

— Вы хотите сделать из меня публичную девку в моем же доме, перед моими слугами и вассалами!

— Не говорите глупости! Зачем, как вы думаете, я попросил поговорить со служанкой?

— Что я должна была сказать ей?

— Что угодно. Что нам нужно обсудить личные дела, поговорить о свадьбе и приданом.

— Это с распущенными волосами?

— Вы дали понять, что не возражаете… даже очень не возражаете…

Алисия залилась краской, отчаянно стараясь придать волосам подобающий вид. Майлз прав, она действительно была не против… потеряла голову…

— Вы воспользовались порывом, — почти кричала она, сдерживая рыдания.

— Да. Обвиняйте меня, потому что обвинить себя вы не в состоянии.

Алисия разрыдалась, тело сотрясалось от горечи, которая, казалось, разрывала ее изнутри.

— О, святой Иисус! — Майлз сделал шаг к ней, не зная, упрекать или успокаивать.

Кади заскулила и завиляла хвостом. Гайон вошел в комнату со свитком пергамента, но вдруг остановился.

— Прошу прощения, не думал…

— Не о чем думать! — ответила Алисия сквозь слезы и, подобрав юбки, буквально вылетела из комнаты.

Гайон стоял в оцепенении.

— Ничего не спрашивай, — предупредил Майлз, опустившись на кровать и обхватив голову руками. — Я делаю одну ошибку за другой. Где Юдифь?

— Просвещает поваров, — Гайон испытующе смотрел на отца, желая понять, как следует истолковать увиденную сцену. Маленькое пурпурное пятнышко виднелось на ключице Майлза, а платье Алисии спереди было измазано зеленой мазью.

— Можешь забинтовать переломанные ребра? — Майлз передал сыну полоску полотна, лицо хранило непроницаемое выражение. Гайон взялся за дело. Последняя Уэльская компания дала ему богатую практику.

— Что это? — Майлз указал взглядом на пергамент. С годами у него развилась дальнозоркость, и хотя он и знал грамоту, читать стало труднее.

— Долг Роберту де Беллему за строительство замка.

— Что?!

— Судя по этому документу, де Беллем одолжил Морису тысячу марок для найма рабочих и закупку материалов. Четыреста еще не выплачено. Зная де Беллема, сомневаюсь, что он преподнесет эту сумму племяннице в качестве свадебного подарка. Фактически это дает ему право потребовать имение Равенстоу, если я не смогу уплатить долг. С Морисом он церемонился, так как имел в его лице рьяного сторонника, со мной дело обстоит иначе.

— Сможешь достать серебро?

Гайон закончил перевязку и закрепил конец ткани.

— Возможно, но для этого придется потрясти моих арендаторов, и те станут беднее, чем когда приносили мне присягу на верность.

— При условии, что согласятся платить.

Гайон усмехнулся.

— По традиции они обязаны заплатить определенную сумму по поводу бракосочетания Юдифи, завтра я соберу подать во время церемонии присяги новому хозяину до того, как они уедут.

Майлз неодобрительно посмотрел на сына. Он не сомневался, что Гайон сможет выжать подать из вассалов, но его пугали дьявольские искорки в глазах сына. Подобное Майлз наблюдал и раньше, такое выражение предшествовало очередному безумству.

— Гайон, что ты замышляешь?

— Пока ничего. Разве ты забыл, что я молодожен? Кстати, у тебя очень милый след поцелуя на шее.

Легкомысленный тон не обманул Майлза — ему вежливо предлагали не совать нос в чужие дела, и это разозлило. Он сурово посмотрел на Гайона, но тот выдержал взгляд. У сына была гибкая, но крепкая воля, как ивовая лоза. Ее можно было согнуть, но если отпустить, она тут же принимала прежнюю форму. Спорить бесполезно.

— Я уже сказал, что совершаю одну ошибку за другой, — тяжело вздохнул Майлз.

Глава 7

Бескрайность синего неба нарушалась лишь отдельными кучками облаков, плывущими в сторону Уэльса, и полетом случайных птиц, занесенных в вышину порывом ветра.

Юдифь прищелкнула языком, подгоняя коня, тот прибавил скорости, навострил уши. Ветер внезапно стих. Плащ развевался от движения, полы били по крупу лошади. Девушка отпустила поводья, чтобы поправить выбившиеся из прически шпильки, но решила вынуть их совсем, толстые рыжеватые косы упали на плечи. Верхом она чувствовала себя раскованно и хотела овладеть новыми навыками непринужденно держаться в седле.

Впереди ехал Эрик Годкриксон, вассал Гайона, и шесть телохранителей. Столько же замыкали шествие. Процессия проезжала по равнине между двумя поместьями Гайона — Оксли и Ледвортом. Нападение валлийцев или других враждебных отрядов было маловероятным, но предосторожность не мешала, тем более, Гайон отсутствовал — собирал подать с арендаторов.

Юдифь всматривалась в полосу деревьев, начинавшуюся вдали, но думала о другом. Со дня ее скоропостижного замужества прошло десять недель. Присяга на верность, данная вассалами новому хозяину через два дня после праздничной охоты, была искренней, хотя некоторые роптали, протестуя против обременительной подати. Гайон сумел покорить недовольных мирным путем — он обладал речью опытного придворного и изворотливым умом купца, умел убеждать, не вызывая вражды. Люди обычно весело соглашались с его доводами, а позднее почесывали затылки и удивлялись, как это ему удалось заставить их расстаться с монетами, когда они были решительно настроены не делать этого.

Инцидент с де Лейси и Арнулфом де Монтгомери постепенно забывался как кошмарный сон. Рука Гайона зажила, не дав нагноения, остался лишь тонкий розовый шрам. Он редко вспоминал охоту на кабана, но часто напряженно думал над чем-то, по выражению лица мужа Юдифь видела, что мысли тревожили его.

Арнулф де Монтгомери находился по делам в Южном Уэльсе. Де Лейси сидел в имении, как петух на насесте, одному Богу известно, что он замышлял. Ралф из Торнифорда болел легкими — последствие сильной простуды, от которой он никак не мог излечиться. Суровые морозы в январе и феврале держали Роберта де Беллема в его новом поместье, где он возвел дополнительные укрепления. А укрепления стоили денег.