Молодой человек рванулся к телам.
— Которое из них? — властно потребовал он. Юдифь хотела урезонить его и заставить отказаться от мысли увидеть Розин, но Гайон опередил ее.
— Дело рук Уолтера де Лейси, — сказал он тихо. — Клянусь, что опустошу Торнифорд, камня на камне не оставлю, превращу всю землю в кладбище!
Молодой человек открыл лицо Розин, опустился перед телом на колени.
— О, нет, Розин, дорогая, нет! — стонал он, охваченный ужасом. Подошел отец Джером, положил руку ему на плечо, хотя никакие утешения не могли смягчить картину того, что предстало взору.
Спустя минуту, показавшуюся вечностью, священник накрыл труп Розин. Прис перекрестился, плечи его тряслись, руки беспорядочно двигались, сердце бешено колотилось. Помолчав, обратился к Гайон у:
— Я купец, — сказал он нетвердым голосом, не пряча горе и гнев. — Мечом я привык только защищаться и владею им не очень хорошо…
Юдифь испугалась, что Прис хочет вызвать ее мужа на поединок. Видимо, у Гайона мелькнула та же мысль, но он не подал виду, только переступил с ноги на ногу.
— Прошу, научите владеть им, как должно. Я пойду с вами на Торнифорд. Мне рассказали об Элунед… Розин уже ничем не повредишь, она мертва… Но одному Богу известно, что сейчас испытывает ребенок… — он поперхнулся, отвернулся, сплюнул.
Гайон почувствовал, как тошнота подступает к горлу.
— Принимаю предложение, — ответил он, когда вернулась способность говорить. — И дам необходимое снаряжение.
В церкви было холодно и довольно темно. Свечи у алтаря бросали тусклые блики в предрассветный мрак. Гайон не сводил глаз с пламени, пока не зарябило в глазах, и повторял латинскую молитву, которую помнил с детства. Слова не доносили никакого смысла. В действительности не было ничего, кроме старого облупившегося пола часовни, от которого затекшие колени пронизывал холод, запаха ладана, бившего в ноздри, и застывшего тела Розин, растерзанного, измученного.
Гайон пытался убедить себя, что видит кошмарный сон, который кончится, как только он проснется. Холодный пот испарится, наступит облегчение… Ave, Maria, gratia plenia… Аве, Мария… Но стоило поднять край простыни, и становилось ясно, что даже Пресвятая Дева не в состоянии помочь. Где-то внутри нарастало желание огласить тишину диким воем, волчьим воем… но он человек… должен подавить инстинкт… подумать, как отомстить.
Пламя свечей всколыхнулось от потока воз духа. Мурашки пробежали по спине, легкая рука легла на плечо. Гайон вскочил, дико озираясь в испуге, ругательство готово сорваться с губ.
— Гайон, пойдем, — тихо попросила Юдифь. — Уже светает. Если хочешь вести людей, надо отдохнуть. Прис лег еще час назад, — она протянула мужу плащ, на ней тоже была накидка поверх платья. Она простояла всю ночь на коленях на холодном полу рядом с ним, но Гайон не заметил этого, не видел, когда вышел Прис, весь мир слился в одну нестерпимую боль.
— Ванна готова, ты должно быть, закоченел. Гайон смотрел на жену невидящим взором.
Где-то в подсознании складывались слова «благоразумная Юдифь», но язык не ворочался. Внезапно нахлынуло чувство страшной усталости, внутренней дрожи, словно холод проник вглубь и разлился по всему телу.
— До глубины души, — пробормотал он, косясь на алтарь. Поднялся с колен. — До самой глубины моей души.
Послушный, как ручная собачонка, он позволил Юдифи увести себя в дом, вверх по лестнице, в спальню. Походка, как у человека, поднявшегося после тяжелого недуга. Слуг отпустили. Когда дверь закрылась, Юдифь встала на колени, чтобы расстегнуть тяжелый пояс, на котором висело оружие. Гайон тупо смотрел на склоненную голову, покрытую вуалью, ловкие пальцы… Юдифь сняла пояс, отложила в сторону. Он поднял ее лицо — темные круги пролегли под глазами, скулы проступили четче, напоминая о том дне, когда он увидел ее впервые.
Гайон чувствовал себя, словно лунатик, которого внезапно разбудили.
— Господи, Юдифь, — прошептал он и привлек ее к себе. Железные латы сдавили грудь, мешая дышать, но она не отстранилась. Оба искали забвения в объятиях друг друга.
— Мы встретились на ярмарке, она пробыла в замке только один день, — прошептала Юдифь в железную твердь лат. — Видит Бог, Гай, я сгорала от ревности, хотела выцарапать ей глаза, но не могла… Она была так великодушна, так порядочна… Такой участи она не заслужила, — Юдифь разрыдалась.
— Юдифь, любовь моя, не плачь, — хрипло уговаривал Гайон, целуя ее мокрое от слез лицо, сам едва сдерживая рыдания. — Хочешь доконать меня?
— Не могу, — всхлипывала она. — С той ночи в Саутворте у нас не было дня, не омраченного горем, страхом или войной! — она в сердцах ударила кулаком в закованную железом грудь Гайона, из пальцев потекла кровь.
Гайон схватил ее руку, другой взялся за талию, чувствуя, как она вся дрожит.
Наконец, не в силах дольше лить слезы, Юдифь сказала:
— Я собиралась хранить спокойствие и присутствие духа, когда ты приехал, но вместо этого визжу, как гарпия. Ванна стынет, а ты еще не разделся.
— Бог с ней, с ванной, котенок, — процедил он сквозь зубы, дрожа от холода, напряжения и усталости. — Жил без удобств так долго, что лишний день не сделает погоды. Помоги раздеться и лечь.
Юдифь хотела уговорить мужа поесть, но передумала, решив оставить это до утра.
— Юдифь… — он с мольбой протянул к ней руки. Та бросилась в его объятия, и они стояли так не сколько минут. Затем приступили к нелегкой процедуре освобождения от рыцарских доспехов.
Предрассветное небо отливало жемчужным блеском. В воздухе витал аромат готовившейся во дворе пищи. Тележка со свежеиспеченным хлебом, поскрипывая колесами, двигалась к лагерю. Мужчины служили мессу, заглушавшую урчание пустых желудков.
Гайон наблюдал, как баллиста метнула еще один булыжник в сторону Торнифорда. Послышался треск камней и истошный крик изнутри.
— Какая жалость, что рушится такая крепость, нам достанутся одни развалины, — сокрушался Эрик, стоявший рядом с хозяином.
— Можешь предложить лучший выход? — прорычал Гайон. — Если нет, пойди, посмотри, почему медлят с подкопом, и принеси вина, пока горло не рассохлось на части!
Эрик возвел глаза к небу и начал со второй просьбы, добавив к вину кусок баранины, потом отправился искать бригадира саперной группы. В последнее время лорду Гайону было трудно угодить, он рвался в Торнифорд, как разъяренный медведь. Пока не удалось свести счеты с де Лейси, он срывал плохое настроение на окружающих. Разумеется, его можно понять. Судьба Розин и эскорта никого не оставила безучастным. Одно дело, когда такое случается на войне, но зверское убийство Розин и захват Элунед — со всем другое. Особенно тяжело пережить подобное по отношению к близким.
Разыскав бригадира саперов, который приостановил работу, чтобы позавтракать, Эрик передал вопрос Гайона.