«Так, как выгодно тебе», — подумал Рауль.
— Вы хотите от нас слишком многого, мой господин, — тяжело вздохнул Беренже.
— Я бы ни за что не поступил так, не будь это необходимо, и вы об этом прекрасно знаете. — Склонившись к Беренже, Раймон продолжил: — По крайней мере, если мы станем частью армии крестоносцев, мы сможем смягчить удар.
— Сколь серьезны намерения предводителей этого войска? — спросил Рауль.
Лицо графа стало серьезным.
— Арно Амальрик из Сито — это просто фанатик. Что до простых солдат, то я не знаю. Их возглавляет некий дворянин из Парижа. Какой-то Симон де Монфор. Если я правильно представляю себе сложившуюся ситуацию, основная часть их войска проследует маршем сюда, повоюет до времени сбора урожая, после чего разойдется по домам. — Взгляд его черных глаз то и дело перебегал с отца на сына. | Поверь мне, Беренже, есть лишь единственный способ разрубить этот узел. Мне нужна твоя поддержка на переговорах с другими вассалами. Вы пользуетесь авторитетом. Они последуют вашему примеру.
— Пользуемся авторитетом, — эхом повторил Беренже, с мрачным видом уставившись в пол, и тут же, покачав головой, добавил: — Мне тяжело это говорить. Я даже думаю, что я уже проклят, но ради того, что было между нами в прошлом, я просто вынужден повиноваться вашей просьбе.
Побледневший Рауль решил вежливо промолчать.
Клер вонзила иголку в ткань и, почувствовав внезапное головокружение, выбежала из комнаты. Раймон повернулся в кресле, пораженный ее быстрым уходом и, взглянув на Рауля, усмехнулся:
— Моя жена поступала точно так же, когда вынашивала сына.
— Думаю, дело не в этом, — с каменным лицом промолвил Рауль и, извинившись, спешно покинул залу. Он далеко не сразу нашел свою супругу. В опочивальне никого не было, за исключением двух прибиравшихся там горничных. Не оказалось Клер и на кухне, где хозяйничала его мать. Рауль обошел кладовки, пекарню, прачечную и конюшни, но все было безуспешно. Лишь когда он поднялся на крепостную стену, то обнаружил, наконец, свою жену прислонившейся к зубцу и внимательно разглядывавшей сады и виноградники, простиравшиеся до серебристой глади реки.
— О господи, да что же ты тут делаешь? — в отчаянии спросил он.
— Ты помянул имя Господа, — она обратила к Раулю залитое слезами лицо. — Какое отношение имеет Бог ко всему этому? Передайте мои извинения блистательному графу. Скажите ему, что меня тошнит до самой глубины Души, — она оперлась рукой на холодный камень. — Рауль, если ты пойдешь воевать с катарами, я тебя уже никогда не прощу!
— У меня, равно как и у моего отца, нет ни малейшего желания причинять какой-либо вред этим добрым людям!
— Но у Раймона такое желание есть, — промолвила она дрожащим от отвращения голосом. В глубине души она понимала, что сейчас несправедлива к мужу. Ведь это была не его вина. Просто сейчас ей не на кого было излить охватившие ее чувства.
— Разве ты не видишь, что нас загнали в угол? — развел руками Рауль. Клер обратила внимание на его длинные дрожащие пальцы. Сколько раз она видела их перебиравшими струны лютни, срывавшими с них волшебную музыку, сколь часто они извлекали беззвучную прекрасную мелодию из ее души, когда гладили ее дивное тело. И было бы просто дьявольщиной, если бы она увидела в его руке боевой меч.
— Я так понимаю, граф Раймон хочет, чтобы армия северян уничтожила Роже Тренсеваля!
Рауль покачал головой:
— Ты что, плохо слушала? В любом случае крестоносцы пойдут на нас войной. У нас нет сил, чтобы отвести страшный удар от наших владений. И если Раймон и впрямь казнит нескольких катаров, так это лишь ради того, чтобы тысячи их остались живы. Поверь, все это нравится мне ничуть не больше, чем тебе, но у нас нет иного выхода.
— Значит, мы должны расправиться с горсткой невинных людей ради блага большинства, — сплюнула Клер. — Скажи мне тогда, о премудрый Соломон, кого именно из наших катаров мы обязаны швырнуть в костер первыми? Изабель? Или конюха Пьера? А как насчет той старухи, что носит в замок грибы?! — Голос ее сорвался от ярости, и она впервые увидела, как потрясен ее муж столь резко изменившимся к нему отношением.
— А может, нам взять и схватить Амьери и Жеральду. Почему бы не подумать об этом в сложившихся обстоятельствах!
— Прекрати, Клер!
— Что, совесть замучила? — набросилась она на него.
Рауль грубо схватил ее за плечи. Она почувствовала, как больно впиваются в ее тело длинные пальцы, как сотрясается в беззвучном плаче его тело. Она попыталась ударить его кулачком в грудь, но он еще крепче прижал ее к себе. Тело ее обмякло, и Клер в отчаянии разрыдалась.
— Да, — глухо промолвил он, моя совесть не дает мне покоя, и я так напуган, что мне хочется запереться где-нибудь в темных покоях и никуда не выходить. Я не хочу надевать доспехи и размахивать мечом. Но опасность игнорировать нельзя — в данном случае беда неизбежна.
Он попытался ее поцеловать. В ответ Клер страстно прижалась к нему, пожалев, что наговорила ему столько обидных слов. Ее трясло от страха при мысли, что он отправится на войну. Память о мертвецах, лежавших на берегу Роны, все еще преследовала ее. Кровь, позор насильственной смерти. Рауль, может, и был воспитан как рыцарь и хорошо обучен военным искусствам, но он ни разу не был в бою, а в сражении ему бы пришлось противостоять куда более опытным солдатам. Вполне возможно, что ее ребенку никогда не будет суждено увидеть своего отца.
— Но почему? Почему? — повторяла она сквозь слезы. — Почему они должны нападать на нас? Разве мы когда-либо причиняли им вред?
Он ласково погладил ее по спине и с мрачным видом воззрился на каменные зубцы крепостной стены.
— Просто они стали нам завидовать. Просто они стали нас бояться. А потому они просто обязаны уничтожить нас, иначе мы их уничтожим. В основе этого крестового похода лежат жажда власти, алчность и страх.
Клер подняла голову.
— Рауль, а что же будет с нашими катарами?
Его руки замерли на ее талии, еще не успевшей округлиться от беременности.
— Некоторое время им придется справлять свои службы тайно. Они могут уйти в пещеры, что на холмах повыше виноградников.
— А как насчет катаров, что проживают во владениях Роже де Тренсеваля?
— Мы сделаем все, что в наших силах. Клер, ты должна понять, сколь сложна теперешняя ситуация. У нас практически не осталось пространства для маневра.
Прикусив губу, она моргнула, будто бы в знак согласия. Сверкающая стеклянная сфера ее вселенной разбилась на тысячу осколков, вонзившихся в ее несчастное сердце.
— Ты не вернешься в зал? — тихо спросил Рауль, утирая рукой слезы на ее щеках.
— Я не могу. — Она дрожала, чувствуя, как медленно сочится кровь из невидимой смертельной раны. — Передай мои извинения, Рауль. Честно говоря, я нездорова.