Мальчик был польщен этой искренностью.
— Завтра к полудню я все добуду. Найдешь меня в будке проката. Пятьдесят баксов.
— Не хило!.. — Не было смысла представляться простофилей только потому, что Адам видел, в каком запущенном доме тот живет.
Дэниел был польщен и этим.
— О'кей. Двадцать пять. Только в таком случае не рассчитывай на хороших змеев.
На самом деле никаких змеев Адам пускать и не собирался — ни плохих, ни хороших. Только если не существует того, что называют вмешательством Бога.
— Встретимся в пять, — сказал Адам. — Тогда ты сможешь пойти в школу.
— Да, там мне дадут мно-о-о-о-го денег, — съязвил Дэниел.
— Сколько у тебя получается в твоем прокате?
— Проценты от выручки.
— Наверное, в выходные дни это немало.
— Значит, в городе не слишком удачные выходные. Поэтому я еще и подрабатываю рикшей. Когда станет холодно, вернусь в школу, если меня оттуда еще не выкинули.
— Знаешь, как ты мог бы жить, если бы остался в школе?
Мальчик старался не показывать интереса.
Адам подошел к нему и что-то прошептал на ухо.
— В день?! — глаза мальчика округлились.
— За час! — ответил Адам.
Тори добралась до дома и отдала водителю все десять долларов, хотя должна была только три.
Она все время представляла, как Марк пишет это письмо. Представляла и не верила в это. Она чувствовала, что ее предали и ранили.
Они оба.
Марк говорил, что он знает, почему Адам не приезжает. Знает, что Тори любит Адама. Это сводило ее с ума.
За все шесть лет их брака они ни разу не поссорились. Она бы никогда с ним не поссорилась. Он так отличался от Адама, с которым они постоянно ругались.
Марк… Как он мог?
Она пошла за льдом. Но в холодильнике его не оказалось. Пришлось воспользоваться упаковкой мороженого гороха. Заставить ее смеяться, да, конечно! Скорее, причинить невероятную боль! Хорошо, она немного посмеялась. Но в жизни есть более важные вещи, чем этот смех!
Она подумала об Адаме, который час назад лежал с ней рядом на одеяле, и задрожала. Она уже тогда начала задаваться вопросом, что она там делает.
Она вышла замуж за Марка, но любила Адама. С момента, когда она ответила «да» Марку и «нет» Адаму, все изменилось навсегда.
Они не могут начать все заново только потому, что Марк умер.
Как все ужасно! Ей было стыдно, что она во все это ввязалась, каталась с ним на роликах, забралась на заднее сиденье этого проклятого велосипеда.
Даже если это была глупая идея Марка, а не Адама. Это даже хуже.
Она прохромала по коридору в спальню, рывком открыла дверь своего шкафа. К завтрашнему ужину она должна одеться великолепно. Великолепно! Она не та женщина, которую надо жалеть.
И Адам раскается, что жалость к ней, а не страсть привела его сюда.
Неожиданно ей пришло в голову, что, учитывая сегодняшние события, ей не стоило бы идти на этот ужин. И еще она поняла: ничто ее от этого не удержит.
Семья Брэдбери жила там же, где и раньше. И Митчеллы тоже. Адам захлопнул дверцы взятой напрокат машины, надежно спрятав в багажник инвалидную коляску. В сгущающейся темноте он остановился и оглядел дома, знакомые с детства.
Конечно, они стояли там же. Такие это были люди. Они всегда оставались.
Его дом изменился. Новые окна, новый ухоженный двор. И все равно было странное чувство, что если бы он подошел и заглянул через забор, то обнаружил бы там мотоцикл. И мальчика. Мальчика, которым он был когда-то.
Мальчика, который завидовал благополучию этих семей, живя с ними рядом. Знавшего, что они были людьми, которые остаются, а он — человеком, который уходит.
Он заставил себя пойти по узкой дорожке к дому, который светился огнями. В руках у него была бутылка дорогого вина.
Он позвонил в дверь, открыла ее мама.
Это был по-прежнему дом Торн, хотя она здесь и не жила. Здесь великолепно пахло — сосной, средством для полировки мебели и вкусной едой.
Ее мать взяла вино, а отец подошел и пожал руку, говоря, как он рад видеть Адама.
В гостиной он увидел Митчеллов, сидящих на диване. Мать Марка выглядела намного старше, а отец тоже постарел, весь как-то согнулся.
Адам искал обвинение в их глазах. Но там была только теплота. Счастье. Как будто он был любимым сыном, которого они не видели долгое время.
Рукопожатия сменились объятиями.
— Мне очень жаль, что с Марком так случилось, — сказал Адам. — Очень жаль.
— Спасибо, — ответила мама Марка с достоинством.
Он глубоко вздохнул:
— Простите меня, что я не приехал.
— Зато теперь ты здесь…
И эта фраза была наполнена каким-то ожиданием. Как будто он должен был уладить что-то.
Раздался звонок в дверь. Он повернулся, увидел Тори в дверях и обомлел.
На ней было маленькое черное платье, которое плотно облегало ее бедра и держалось на плечах на тоненьких бретельках. Темные чулки закрыли ее травмированное колено. Волосы были великолепно уложены. Она сделала потрясающий макияж.
Тори выглядела настоящей красавицей.
Все вокруг него исчезло, во рту пересохло, и уже не имело значения то, чем все закончится сегодня и как вообще завершится его поездка. Он знал наверняка, что никогда не женится на Кэтлин.
Тори впилась взглядом в бутылку вина, которую он принес. Было легче выразить свое негодование по поводу бутылки хорошего каберне. Это был очень правильный выбор. Умеренно дорогой. Со вкусом. Скучный.
Она посмотрела через стол на него. Он выглядел уверенно и респектабельно в своем дорогом костюме.
— Тори, дорогая, ты опечалена? — спросила ее мать вполголоса.
Тори заставила себя улыбнуться. Такое ощущение, будто ее лицо вылеплено из пластилина.
Все были очарованы Адамом, как и она.
Вместо обрывов, с которых он прыгал, теперь были судебные дела, и по-прежнему в нем оставались безрассудство и смелость, принявшие другую форму, перенесенные в другой мир. Благодаря им он блистал и был непохож на остальных.
Его костюм был синий в серую полоску. На ком-то другом он был бы непримечательным. На Адаме же выглядел сексуально, ужасно сексуально.
«Не бывает такой вещи, как сексуальный костюм», — рассуждала недовольная Тори про себя. Не костюм красит человека, а… Широкие плечи под дорогой тканью, сверкающая белизной рубашка оттеняла загорелую кожу. Слегка ослабленный узел галстука открывал сильную шею.