— Максел, что вы об этом думаете? — взволнованно спросила она. Не в привычках Хлои так волноваться.
Наверное, никто из нас и не догадывался, что она пишет рассказы. Она держала это в тайне. Даже не выносила тетрадки из своей комнаты. Я закурил, сел в кресло, перевернул страницу — позже она жаловалась, что бумага пропахла табачным дымом.
У девочки есть талант. Точнее, это я ей так сказал, ведь воображение у детей всегда живое и яркое. Может быть, ее разум затерялся среди выдуманных сюжетов, среди превращений и измен.
Пять минут назад пришел Дэн. Над холмами бушует буря. А Роберта по-прежнему нет.
Пока я разговаривал с Дэном, окно хлопнуло так сильно, что мы подскочили. Я подошел. Стекло треснуло.
Осколки хрустели у меня под ногами, как алмазы.
В комнату проникли листья и плющ.
За королем я шел
В небесную битву,
Когда низвергнут был Люцифер
В глубины ада.
Книга Талиесина
Он карабкался, полный мрачной решимости. На плече висел мешок из журавлиной кожи. Стена была совершенно гладкая, так что ухватиться удавалось только за вьющиеся побеги плюща, а они были тонкие, мягкие, зеленые. Зато нижние ветви быстро крепли, росли вдогонку, проворно обвивали лодыжки, и при каждом шаге приходилось всеми силами вырываться из их цепких объятий.
Он набрался смелости взглянуть вниз — и увидел только листья. Наверху, над черным парапетом, в небе горели звезды. Чтобы увидеть их, пришлось далеко запрокинуть голову, и от этого движения всё перед глазами закружилось, стало страшно; он крепче ухватился за лозы и полез быстрее. Ладони вспотели, и тонкие молодые листья, подернутые изморозью, выскальзывали из пальцев. Они не выдерживали его веса, рвались, толстыми пучками зелени отходили от черной стены.
Роберт взбирался, захлебываясь словами молитв. Волосы упрямо лезли в глаза. Он понимал, что рискует жизнью, что стоит остановиться — и вся скользкая зеленая масса обрушится под его тяжестью. И мешок оказался почему-то очень тяжелым. Он об этом и не догадывался, Вязель с легкостью носил его, но сейчас он висит за спиной и оттягивает плечи, как будто лес Потустороннего мира вцепился в него зелеными пальцами, виснет, дергает, не пускает.
Он остановился и перекинул мешок на грудь.
Над головой мелькнули когти.
Роберт вскрикнул, ухватился крепче.
В ушах зазвенел пронзительный вопль. Огромная птица, то ли орел, то ли ястреб. Он разглядел только ее хвост, блеск желтого глаза, однако порыв ветра от взмаха широких крыльев швырнул его на стену с чудовищной силой.
На лицо дождем посыпались красные бобовые цветки. Он вцепился крепче, заорал:
— Уйди!
Это наверняка Кларисса. Она превратилась в эту птицу, ринулась опять, целясь злым крючковатым клювом, он пригнулся и замахал руками; мешок соскользнул с плеча на запястье и повис неимоверной тяжестью, едва не ломая кости.
— Вязель! — закричал он. А потом: — Хлоя! Спаси меня!
Ни звука в ответ. Уголком глаза он заметил, что птица кружит над ним, снова снижается. Он повернул голову, прижался щекой к стене, глубоко вздохнул, спустил завязку мешка с руки, схватил, чуть не выронил, схватил опять и прижал к груди. В тот же миг крючковатый клюв нанес удар, сверкнули когти.
Руку пронизала боль. На запястье разверзлась красная рана.
Он приник к стене, цепляясь одной рукой.
В следующий раз она сбросит его. Он упадет. Далеко-далеко вниз.
— Роберт!
Голос слышался сверху. Над головой нависла тень, опустилась рука, она шарила по стене. Он, не колеблясь, уцепился за нее. Услышал, как хрустнули под его тяжестью побеги, подтянулся, и другая рука ухватила его за воротник, за рукав, перетащила через обледенелый черный базальт парапета на скользкий мраморный пол.
Он перевернулся, хватая ртом воздух.
— Скорее внутрь! — Король опустился рядом с ним на колени, тревожно поглядывая в небо. — А то птица вернется!
Они стояли на широком сверкающем балконе. Позади высился дверной проем, сложенный из трех больших черных валунов, каким поклонялись друиды. Валуны были покрыты узором из зубчатых спиралей, а над ними уходила вверх исполинская черная стена. Казалось, она пронизывает облака и поднимается прямо в реальный мир.
Роберт изо всех сил швырнул кожаную сумку в дверной проем и пополз за ней. Король, как тень, нырнул вслед за ним, еле успев увернуться от страшных когтей пикирующего орла. Птица пронзительно вскрикнула и уселась на черную каменную балюстраду.
И осталась там сидеть.
Неистовый ветер ерошил ей перья. Глаза, желтые круги, полные безжалостного гнева, смотрели не мигая на Роберта. Он не находил в себе сил пошевелиться.
Если это и правда Кларисса, она может превратиться еще раз, в какого-нибудь зверя, броситься на него.
Почему она не покончит с ним?
Потом, так внезапно, что он вздрогнул от неожиданности, один из высоких силуэтов на парапете, который он считал горгульей, шевельнулся. Повернул голову.
По обе стороны, глядя на Клариссу, сидели два журавля. Прищурили глаза, вытянули тонкие чешуйчатые ноги. Рядом с ними, громко хлопая крыльями, опустился третий, он сел на черный мраморный пол перед Робертом, сложил широкие крылья. Взглянул на юношу, грациозно изогнув шею. Он был высокий, почти как Роберт. Журавль обернулся к орлу. Похоже, все три журавля были призваны охранять Роберта.
Орел холодно взирал на них. Потом взлетел, хлопая крыльями, скрылся в темноте. Журавли взмыли вслед за ним.
Роберт перевел дыхание, встал на четвереньки. Запястье болело, из него капала кровь. Тело словно одеревенело, мускулы ныли от непосильной нагрузки.
Роберт подтянул к себе мешок из журавлиной кожи, торопливо надел веревку на шею.
Король выжидающе присел на корточки. В темноте черного проема зловеще шептал ветер, шевелил темные волосы Короля. На нем до сих пор была маска из омелы, но, поймав на себе взгляд Роберта, он осторожно снял ее. Под ней, как Роберт и ожидал, была шестая маска — на этот раз из колючих прутьев терновника. Сквозь узкие прорези виднелись спокойные темные глаза.
А в руке блеснул острый нож.
Заметив взгляд Роберта, Король сунул его за пояс. Потом сказал:
— Я собирался срезать тебя.
Роберт закашлялся, с трудом сглотнув, он проговорил:
— Но не срезал же.
— Потому что это я во всем виноват. Как-никак это я привел ее сюда. Она меня позвала — и я пришел. Она скакала на белой лошади, а я вывел свою карету прямо в ее мир. Так и должна была произойти наша встреча, так всегда бывает в сказках. Спроси Вязеля. Но она… слишком увлеклась. Стала такая решительная и злая, что… меня это беспокоит. — Он сокрушенно покачал головой. — Нет, не беспокоит. Неверное слово. Пугает. Забери ее отсюда. Я тебе помогу.