Она вглядывалась в бабушкино лицо, надеясь прочитать там хоть какой-нибудь намек. Но бабушка отвечала не на все вопросы. Она лишь крепче обняла Айслинн и сказала:
— В какой-то мере да, дитя мое. В какой-то мере.
Мойра (так звали мать Айслинн) была запретной темой для разговора. Бабушка заменила внучке мать. Айслинн глядела на нее и мысленно ругала себя за то, что в последнее время появлялась дома лишь урывками. Вечность никуда не денется, а бабушка… И не только она. Сет, Лесли, Карла, Рианна, Денни, Грейс… все, с кем Айслинн познакомилась до встречи с Кинаном, состарятся и умрут.
«И я останусь одна. Точнее, наедине с Кинаном».
У нее от боли сжалось сердце, но эту боль с бабушкой не разделишь.
— Я тут смотрела передачу, — сказала бабушка, кивая в сторону телевизора. — Говорили о нарушении погодных ритмов. Очень много неожиданных вещей.
С тех пор как Айслинн стала воплощением лета, бабушка очень внимательно следила за погодой.
— Ученые прогнозируют наводнения. Они излагали свои теории о причинах внезапных изменений в природе.
— Мы следим за наводнениями, — сказала Айслинн, сбрасывая туфли. — Пусть себе строят теории. Все равно никто из них не верит в фэйри.
— Они еще говорили о поведении белых медведей. Ты знаешь…
— Бабуля! Может, оставим белых медведей на другой раз?
Айслинн улеглась на диван, с наслаждением откинувшись на подушку. В лофте диваны были гораздо роскошнее, но там она такого уюта не чувствовала. Там она не была собой. А здесь — была. Вот и вся разница.
Бабушка выключила бормочущий телевизор.
— У тебя что-то случилось? — спросила она.
— Ничего особенного. Просто… у нас с Кинаном был разговор.
Айслинн подыскивала слова. Они с бабушкой говорили на любые темы. О свиданиях, сексе, наркотиках, выпивке и многом другом. Но обычно эти разговоры носили теоретический характер, без углубления в детали и без конкретных имен.
— Даже не знаю. Потом я отправилась в бильярдную. Поиграли там с Карлой. Вроде помогло, но… завтра, послезавтра, на следующий год — что я буду делать, когда у меня никого, кроме него, не останется?
— Так он уже стал на тебя давить?
Околичностей бабушка не любила. Дипломатию тоже не признавала.
— Ты о чем? — Айслинн сделала вид, будто не поняла ее слов.
— Он же фэйри, — с почти нескрываемой неприязнью ответила бабушка.
— И я.
Айслинн не нравилось говорить об этом. Может, потом она привыкнет, а может быть, и нет. Бабушка принимала ее, но у бабушки за спиной была целая жизнь, проведенная в страхе и ненависти к существам, одним из которых стала ее внучка. Они же погубили ее дочь.
«И во всем виноват Кинан».
— Ты не такая, как они, — суровым тоном произнесла бабушка. — И уж конечно же, ты не похожа на него.
К глазам Айслинн подступали первые жгучие слезы беспомощности. Ей очень не хотелось разреветься перед бабушкой. Она еще не научилась в достаточной мере управлять собой. Иногда погода отвечала на ее чувства, когда Айслинн вовсе этого не желала. Сейчас она не знала, сумеет ли одновременно справиться и с собой, и с небесами. Прежде чем ответить бабушке, она сделала глубокий успокоительный вдох.
— Но он мой партнер. Моя вторая половина…
— Ты лучше их всех. Ты честная. Бабушка присела на диван и притянула ее к себе.
Айслинн не противилась, позволяя бабушке себя баюкать.
— Он будет добиваться от тебя того, чего ему хочется. Такова его природа. — Бабушка гладила Айслинн по волосам, запуская пальцы в ее разноцветные пряди. — Он не привык к отказам.
— Я ему не уступила.
— Ты отвергла его страсть. Умно с твоей стороны. Все фэйри слишком горделивы. А он еще и король. Женщины отдавались ему с тех самых пор, когда он начал их замечать.
Айслинн хотела ответить бабушке, что Кинана она притягивает не своим отказом, а своим статусом королевы Лета; что их дружеские отношения развиваются, и им обоим нужно разобраться в этих отношениях. Но все это казалось неубедительным. Какая-то часть Айслинн верила: бабушка права, и за многие сотни лет Кинан привык думать, что отношения с королевой продолжаются и в постели. Другая, менее приятная ее часть знала: дружеские отношения не могут длиться вечно. Ее и Кинана будет все сильнее тянуть друг к другу. Это просто ужасало Айслинн.
— Я люблю Сета, — прошептала она, уцепившись за эту мысль.
Да, она действительно любила Сета, однако любовь к одному вовсе не говорила о том, что больше никого она не замечает.
— Знаю. И Кинан тоже знает.
Бабушка продолжала гладить Айслинн по волосам. Она умела успокаивать без приторного сюсюканья. Впрочем, о сюсюканье Айслинн знала только из книг. В реальной жизни у нее была только бабушка и больше никаких взрослых. Сейчас Айслинн казалось, что они прожили вместе целую вечность.
— Так что мне делать?
— Оставаться собой, быть сильной и честной. Все остальное решится без твоих усилий. Так всегда было и будет. Запомни это. Что бы с тобой ни случилось… даже через сотни лет помни о необходимости быть честной с собой. А если допустишь оплошность — умей прощать себя. Ты будешь делать ошибки. Мир фэйри — новый для тебя. Помни, они там с рождения и успели прожить гораздо больше твоего.
— Если бы ты всегда была рядом со мной. Я так боюсь, — всхлипнула Айслинн. — Я не знаю, чего хочу.
— Вот и Мойра не знала.
Сказав это, бабушка умолкла, словно сомневалась, стоит ли трогать запретную тему.
— Но Мойра сделала глупый выбор. Ты… ты сильнее ее.
— Что-то мне не хочется быть сильной.
Бабушка хмыкнула.
— Тебе, может, и не хочется, но ты становишься все сильнее. Такова сила. Мы не выбираем путь, но идем по нему. Мойра отринула жизнь. Она… подвергала себя опасностям. Спала неизвестно с кем. Делала черт знает что, когда… Не пойми меня превратно. Я уберегла тебя от ее ошибок. К счастью, ты родилась без каких-либо наследственных зависимостей. Она не оборвала твою жизнь в утробе. И им тебя она тоже не отдала. Она позволила мне взять тебя. Даже в конце ей пришлось делать нелегкий выбор.
— Но…
— Но она была не такой женщиной, как ты.
— Какая я женщина? Девчонка, подросток!
— Ты управляешь двором фэйри. Разбираешься в тонкостях их политики. Думаю, ты заслужила право называться женщиной.
В бабушкином голосе появились суровые нотки. Таким тоном она всегда говорила о феминизме, расовом равноправии и подобных вещах, составлявших ее религию.
— Мне кажется, я не готова к этому, — возразила Айслинн.