– Астланин?
– Да. Когда он вмешался в конфликт, флуктуация отступила.
– Это свидетельствует о том, что ваш расчет был неверен.
Для гематра подобное обвинение граничило с оскорблением. Окажись оно справедливым – это равнялось лишению расового статуса для помпилианца. Ассоциативную цепочку Лука Шармаль сконструировал только что и не отказал себе в удовольствии протянуть ее дальше. Расового статуса сенат Помпилии лишил помпилианских коллантариев, когда выяснилось, что те утрачивают возможность контролировать старых рабов и клеймить новых. Позже политика империи сделала резкий крен, статусы были возвращены с публичными извинениями и разнообразными компенсациями. Сути произошедшего это не отменяло: помпилианец-коллантарий утрачивал способность клеймить рабов. Факт, очевидный для всех, кроме профессора Адольфа Штильнера, эксцентричного зятя Луки Шармаля.
– Разумеется, – кивнул мар Фриш. Реплика банкира не застала его врасплох. – Мой расчет оказался неверен, потому что основывался на недостаточных данных. До сих пор нам не представлялся случай проверить боевые качества астланина в большом теле. Как вам известно, прежде наш коллант не вступал в столкновения с флуктуациями. Данных и сейчас мало: единственный прецедент не дает статистики.
– Продолжайте.
В столе бесшумно открылся лючок автоматической линии доставки. Перед Фришем возник высокий запотевший бокал кофейного пива, увенчанный кремовой шапкой пены. Жест можно было расценивать, как поощрение, но Гиль Фриш не стал слишком обольщаться.
– Благодарю.
Он отпил из бокала и ровным голосом продолжил доклад. Шармаль слушал, фиксируя каждое слово. Одновременно банкир продолжал достраивать цепочку, уводившую Луку Шармаля в воспоминания двухлетней давности. Многопотоковым мышлением владел любой представитель расы Гематр, но кое-кому оно давалось лучше других. Четыре-пять параллельных потоков не составляли для Шармаля проблемы. Сейчас их было всего-навсего три.
Всего-навсего, повторил банкир. Всего-навсего. Всего-навсего. Ему нравился этот оборот. Было в нем что-то целебное, приводящее в чувство, как острый запах нашатыря.
Собрать коллант из людей, прошедших пробы, но по разным причинам не прижившихся на звездных трассах, оказалось довольно просто. Деньги решали вопрос за вопросом. Лука Шармаль произвел расчеты и счел затраты приемлемыми. Первого помпилианца отловили в баре на Снорре, спутнике Тренга, где он с методичностью алкоголика накачивался местными дистиллятами, вливая в себя порцию каждого по очереди. Авл Стабоний Асина, монтажник горного оборудования, успешно вышел в коллант – и запоздало оплакивал свою горькую судьбу. Обезрабливание повергло монтажника с ослиной фамилией в черную тоску, от которой Стабоний, страдавший депрессиями, знал испытанное средство. Прозрачный намек, что его клеймо еще может пригодиться, произвел поразительный эффект. Помпилианец буквально прилип к собутыльнику, воплощению надежды – словно клеймо Стабония уже заработало вновь, только в реверсном режиме.
«Клеймо в реверсном режиме» – оборот был личной находкой Луки Шармаля, шедевром его коллекции. Образ совмещал логичность и парадокс, близясь к идеалу.
Вудуна стараниями адвоката выкупили из киттянской тюрьмы. Там он отбывал срок за воздушно-транспортное происшествие. Три выхода в коллант вскружили голову Чидженде Боипуза, инструктору по дайвингу. В тот вечер Чидженда гнал аэромоб так, словно мчался по просторам галактики. Увы, движение в воздушном пространстве Китты было гораздо оживленней, чем на космических трассах Ойкумены. Пострадавшие туристы с Тилона выжили, но сбережения Чидженды ушли на лечение и компенсацию ущерба, а сам незадачливый коллантарий угодил за решетку. Срок удалось заменить на условный, с запретом управлять любыми транспортными средствами до конца срока. Сам Чидженда не колебался ни секунды, подписывая контракт. Если он и мечтал о чем-то, так это о новом выходе в большое тело.
С гематром проблем не возникло. Вехден…
Впрочем, не важно.
Притирка нового колланта заняла две недели. Семь пробных выходов, короткие полеты – не дальше десяти парсеков. Когда не осталось сомнений относительно полной совместимости команды – первый эксперимент. Видеозапись эксперимента Лука Шармаль пересматривал девять раз, в отличие от отчетов и комментариев, которые удостоились лишь однократного прочтения.
Он помнил эксперимент до мельчайших деталей.
Пустынное плато в горах Арротхи.
На всю планету – девятьсот семьдесят шесть тысяч четыреста тридцать два жителя, включая вахтовые смены. Ближайшее поселение – на расстоянии тысячи двухсот семи километров от испытательного полигона. Вечернее небо. Желтые перья веерных облаков. Порывы ветра гонят по плато волны горного ковыля: серебристо-зеленые, со стальным отливом. Кажется, что коллантарии стоят по колено в воде. Рядом с ними нервничает кандидат в пассажиры: варвар с Сеченя. Хмыкает, дергает кудлатую бороду; просит водки. Сеченцу объяснили, что ему предстоит. Предупредили, что эксперимент может оказаться опасным. Но, похоже, все мысли кандидата вертятся вокруг заоблачной суммы в десять тысяч экю. А все опасения сводятся к одному: «Не обманут ли?»
Половина гонорара уже лежит на счету варвара. Но сеченец беспокоится, кусает губы. Он доверяет только наличным.
Силуэты коллантариев расплываются, сливаются в искрящийся клубок. Уходя в волну, коллант превращается в гигантскую амебу – отдельных персон не разглядеть. Ложноножка амебы тянется к сеченцу, пытается захватить, принять в себя, переварить. Пассажир? груз? пища?! Фигура варвара мерцает, она то делается зыбкой, то вновь обретает плоть. Складывается впечатление, что сеченец никак не может решить: уходить в волну, или ну его? Вместе с ним колеблется «амеба», искрит сильнее, как поврежденная проводка. Миг, и коллант распадается на людей, вернувшихся в малые, плотские тела. Коллантарии ошарашенно трясут головами, несостоявшийся пассажир валится наземь. Море ковыля скрывает его. Едва камера дает приближение, делается видно: тело сеченца продолжает мерцать и содрогаться в конвульсиях, словно от электрических разрядов.
К нему бегут медики и спасатели.
Итоги неутешительны. Брамайн, вехден и невропаст наотрез отказываются участвовать в дальнейших экспериментах. На лечение сеченца уходит сумма, в двадцать семь раз превысившая гонорар варвара. Диагноз консилиума врачей гласит: «Общая рассинхронизация всех физиологических процессов организма». Сходные симптомы медики наблюдали у людей, выживших после нападения флуктуаций континуума. Рекомендации: цикл сеансов комплексной регенерации со стабилизирующей волновой терапией. В итоге сеченец остается жив, но здоровье варвара в полном объеме не восстановится уже никогда.
«Мне не хватило силы клейма,» – признается Авл Стабоний Асина в ответ на вопрос, что пошло не так. Депрессия жрет помпилианца в три горла. Он готов попытаться снова, с другим составом колланта, но Лука Шармаль приостанавливает эксперименты.
При следующей встрече тестя с зятем выясняется, что Адольф Штильнер прекрасно помнит их предыдущий разговор. У Луки возникает подозрение, которое за четыре с половиной секунды оформляется в уверенность: космобестиолог поделился с банкиром своей гипотезой, лелея совершенно конкретный умысел. Профессор втайне рассчитывал, что тесть, с его-то связями и возможностями, поставит эксперимент, который сам Штильнер провести не в силах. Вероятность – семьдесят семь и три десятых процента.