Book.

– Поэтому я от всего избавился, – досадливо сказал Тимофеев. – И вы как историк должны прекрасно понимать мотивы моего поступка.

– Я понимаю, – согласилась Вика. – Нас не очень интересует антигравитация или, там, биомодуляция для ловли рыбы. Но у вас хранится темпотайп. Прибор, который вы изобрели специально для Николая Фомина, чтобы он мог со мной переписываться сквозь толщу веков.

– Николая больше нет, – сказал Тимофеев напряженным голосом. – Стало быть, и прибор ни к чему. Я ни за что к нему не притронусь.

– Времени мало, – проговорила Вика с сожалением. – Но я постараюсь вам объяснить. Начну с того, что Николай не просто так использовал темпотайп. С его помощью он назначал мне свидания.

– Что?! – Тимофеев не поверил своим ушам. – Свидания?..

– Да, – сказала Неземная Красавица, потупивши взор. – А я отвечала. И приходила. Руководство Института не было в восторге, но запретить мне личную жизнь никто не вправе.

– Николай никогда не говорил об этом…

– Потому что после инцидента с Кощеем все заинтересованные стороны, начиная с Кароги, охватывая студенческое сообщество и заканчивая группой Тахиона Звездолетова, заключили, как вы помните, соглашение впредь не использовать темпоральные технологии для воздействия на ход событий. Николай отнесся к соглашению настолько ответственно, насколько было в его силах. Я первая нарушила уговор и сломила его сопротивление, – щеки молодой женщины запунцовели. – Следует признать, это потребовало больших усилий.

– Теперь понятно, отчего Николай не выглядел сильно убитым неминуемой разлукой, – пробормотал Тимофеев.

– Мы старались не злоупотреблять вашим доверием, – поспешно сказала Вика. – Две или три встречи в год… ну, хорошо, десять. Или двенадцать. Не помню. – Ее румянец сделался интенсивнее. – Но однажды что-то произошло. Он назначил мне встречу. А я не сумела к нему пробиться.

– Портал забарахлил? – уточнил Тимофеев задумчиво.

– Не забарахлил. Закрылся совершенно. – Вика помолчала. – Намертво.

– Намертво? – переспросил Тимофеев, подняв брови.

– Мы потеряли ваше время, – с горечью сказала Вика.

– И это тоже вдруг стало понятно… – пробормотал Тимофеев.

Он вспомнил, как почти два десятка лет тому назад Николай Фомин приехал к нему в этот самый дом и отдал темпотайп. Верный друг, он старался выглядеть спокойным, обыкновенным, но сквозь привычную невозмутимость иногда прорывалась непонятная и тогда необъяснимая боль. От разговоров по душам Фомин неумело уклонялся, не помогли ни атака тяжелой артиллерии в лице женского обаяния Светы, ни весь самогон, что нашелся в погребе… Они даже не сумели толком захмелеть. В стране и в мире происходили перемены, и были они непонятны, а многие невыносимы, и разговоры той ночью шли о предметах масштабных и возвышенных… Наутро Фомин вернулся в город, а вскорости и вовсе исчез. «Ушел тропой Байрона, Бирса и Экзюпери», – проговорился кто-то из общих знакомых, посвященный в личные тайны Фомина более остальных… Три года назад старший сын, тоже Николай, привез из средиземноморского турне фотографию расколотого надгробия на забытом всеми сторонами былого конфликта кладбище. Тимофеев спрятал скорбное фото с глаз долой подальше. И все время собирался с силами сжечь его вовсе, чтобы, спаси-сохрани, не попалось на глаза Свете. Не успел… И если каждодневная неустроенность и невостребованность по малой капле разрушали ее душевный покой, то злосчастная фотография оказалась чем-то вроде ударной волны. Иногда они сами себе пытались объяснить сделанный Фоминым выбор. И чаще сходились на том, что ему хватило здравого смысла не впутываться со всей своей энергией и силой в хаос, творящийся дома. Чтобы не наломать дров… Но не достало, чтобы удержаться от этого совсем.

– Так что же стряслось? – спросил Тимофеев по возможности небрежно.

– Мы не знаем наверняка, – сказала Вика. – Но есть гипотеза, ради которой я здесь. Вы, наверное, помните, Тахион вам объяснял, что поток времени недетерминирован. Возможны события, в точке которых время ветвится. Так вот, сейчас вы находитесь в этой самой точке ветвления.

– Не понимаю, – сказал Тимофеев, хотя кое-что уже начал соображать.

Вика произвела руками нечто вроде колдовских пассов, и перед нею возник белый, слегка трепещущий лоскут плазмы. Еще одно движение – и лоскут превратился в подобие бумажного листа с простым рисунком.

Рисунок Сольвик Антоновой

– Принимая во внимание ваш пытливый ум, я ожидала, что вы захотите объяснений, – сказала Вика. – И поэтому подготовилась. Отрезок АБ – это условно магистральный поток времени, на который приходится ваше становление как личности, период безудержного изобретательства и, между прочим, эпизод нашего знакомства. На этом отрезке случились все самые лучшие и яркие события вашей биографии.

– Допустим, – сказал Тимофеев недоверчиво.

– Согласно нашей гипотезе, в точке Х состоялось некое событие, которое спровоцировало разрыв во времени. То, что эта точка нарисована посередине отрезка, ни о чем не говорит. Событие Х могло случиться где угодно и когда угодно, и вы здесь, скорее всего, ни при чем. В момент его свершения вы даже не подозревали о самом факте, а впоследствии совершенно лишены были возможностей исправить ситуацию. Так оно обычно и случается в истории. Но важнейшим и, с нашей точки зрения, негативным следствием этого события стало то, что возникли два альтернативных временных потока. Поток В, в котором человечество неуклонно двигалось по пути прогресса и процветания, благоустраивало Землю и энергично осваивало космическое пространство, очень скоро избавившись от застарелых исторических болезней и воплотив самые смелые мечты лучших мыслителей-гуманистов. Поток В – это счастливая историческая альтернатива. Я говорю это хотя бы потому, что вижу каждый день своими глазами. У нас все хорошо, Виктор, вы понимаете?

– Понимаю, – сказал тот не слишком убежденно. – А это что?

– А это поток Г, – сказала Вика, – в который вы всеми силами стремитесь влиться. Мы заглянули туда… Говоря кратко, к началу XXII века человечество прекратило свое существование как разумный вид.

– Но что-то же осталось, – сказал Тимофеев.

– Ничего там не осталось, – возразила Вика. – Одни руины, пепел и ржавчина. Там все время воевали. А потом доедали тех, кто выжил. Вы не верите мне?

– Отчего же не верить, – сказал Тимофеев. – Мы уже потихонечку приступаем.

– Так как в точке Б время разорвалось, – продолжала Вика, – наш поток стал рецессивным, в то время как поток Г приобрел все признаки доминирования. Да, у него нет будущего. Но будущего нет и у нас. Потому что, лишившись собственного прошлого, поток В обречен на темпоральное вырождение. Он неизбежно распадется, дезинтегрируется, и тогда, в силу законов мироздания, останется единственная временная магистраль, магистраль АГ.