– Но не всемогущую! Хохо! Скачет под силовым колпаком, строит рожи! А где нечто огромное и разумное? Где?.. Харшабаим исследован, а Ххе и Ххешуш – во льдах, и кроме льдов там ничего не…
Внезапно он захлопнул рот и уставился на прозрачную столешницу, словно она была макетом или картой ледяного континента.
Его руки протянулись к середине стола, когтистые пальцы с силой царапнули поверхность, но прочный пластик не поддался. Он попробовал снова. Казалось, его огромные лапы – две машины-кихха, которые пытаются взломать вечные льды.
Тревельян, подняв брови, минуту-другую наблюдал за этими манипуляциями. Затем произнес:
– Я с большим интересом слежу за вашей дискуссией. Ты, тхара, ласточка моя, как всегда, на высоте… беззащитность, двойственность натуры, тяжкая доля провидицы… Очень богатая мысль! Но и сомнения Сигеру мне понятны – этот мир он изучил основательно и никаких огромных тварей не обнаружил. Или сейчас тебе что-то вспомнилось, друг мой?
– Вспомнилось, пха, – произнес археолог, и его обычно грохочущий голос был на редкость тихим. – Недавно я рассказывал тебе о сервах, прилетевших во время моей прошлой экспедиции – о сервах, которые сообщили про место, где приземлялся корабль даскинов. Я перевел туда лагерь и начал копать… пробил шурф до обгоревшего слоя…
Ивар кивнул.
– Да, эта история мне уже знакома.
– Я вспомнил, что еще говорили сервы. Держаться подальше от северного континента! От Ххешуша! А почему? Там только снега и льды!
– Толщина покрова три-четыре километра, – уточнил Тревельян и, помолчав, добавил: – Думаешь, стоит провести детальное зондирование с орбиты?
– Не помешало бы, – проворчал археолог.
– Ладно, так и сделаем. А сейчас, пока гости гуляют, вернемся в лабораторию. Милая, ты с нами?
– Разумеется, – сказала Алиса и поднялась.
* * *
Вечером, связавшись с Командором, Ивар велел провести зондирование северного материка. Потом дал задание Мозгу – поискать информацию о провидцах-терукси и выяснить ее достоверность. Трафор был настоящим кладезем всевозможных сведений, хранившихся в его огромной памяти, и, обладая аналитическим талантом, умел находить связи между на первый взгляд разнородными фактами. Очень полезная способность! За годы, минувшие с сайкатского вояжа, Тревельян ее оценил и даже привязался к Мозгу, ни разу не пожалев об этом своем приобретении. У Гундобальдо, как назвала его Алиса, был лишь один недостаток: он слишком усердно заботился о собственной безопасности.
Дед утверждал, что он просто трусоват, но Ивару казалось, что эту гипертрофированную осторожность заложили творцы-кни'лина, считавшие искусственный интеллект устройством дорогим, а потому не предназначенным к различным авантюрам. Так или иначе, но трафор, ознакомившись с бытом и нравами лльяно, не пожелал спуститься на планету. Причины чисто психологические: обладая нерушимой плотью, он все же опасался, что его примут за животное и попытаются съесть.
Задание оказалось несложным, и вскоре Мозг прислал несколько трактатов о терукси, выделив места, относившиеся к их провидческому дару. По его мнению, эта информация была сомнительной, проистекавшей не из доказанных случаев и фактов, а, скорее, из авторских фантазий.
Ивар, однако, стал просматривать солидный труд Марианны Алферовой, члена комиссии по культурным связям с терукси – ее считали самым авторитетным специалистом в данной области. Он добрался уже до триста сорок второй страницы, когда за спиной у него что-то зазвенело.
Алиса… Почти нагая, в чем-то полупрозрачном, мерцающем, обернутом вокруг талии… Ее упругие груди прикрывали два чеканных серебряных колпачка, соединенных цепочкой – она и звенела. Алиса придерживала их руками, ее глаза блестели, волосы цвета спелого каштана разметались по плечам. Грациозная, прекрасная, родная…
В горле у Тревельяна пересохло.
– Ну как? – осведомилась она, изогнув стан.
– Очаровательно! – Ивар выключил книгу и попытался сглотнуть.
– Колпаки… Откуда, тхара? Это же украшение хапторов!
– Сигеру подарил. Сказал, что хоть шишек у меня нет, но я найду им применение… Красиво, правда?
Кивнув, он протянул к ней руки. Снова раздался звон – колпачки упали, покатились по полу, а ладонь Алисы легла на его плечо. Ее прикосновение было таким трепетным, таким ласковым… Он прижался щекой к ее коже, потом прильнул губами к розовому соску, чувствуя его манящую упругость. «Ради таких мгновений стоит жить…» – мелькнула мысль.
В ту ночь они любили друг друга долго и нежно. Наверное, эти часы стали бы для Ивара драгоценным воспоминанием, чудесным мгновеньем, которое хочется повторить снова и снова – ибо что на свете чудеснее любви?.. Чудеснее таинства слившихся губ и тел, тихого шепота, стонов, журчашего смеха, аромата ее волос, пальцев, ласкавших его лицо… Он помнил бы об этом годы, десятилетия, целую вечность… Вспоминал бы каждый раз, обнимая любимую, заглядывая в глаза, касаясь ее руки… Он говорил бы ей – помнишь ту ночь на Лиане?.. помнишь, как звенело серебро?.. помнишь, как сияли над нами звезды и луны, как кружился небосвод, приближая зарю?..
Так могло быть, но так не стало. В какой-то миг он внезапно почувствовал, что в его объятиях не Алиса, а другая женщина. Он не видел ее в темноте, но почему-то знал, был совершенно уверен, что ласкает черноволосую красавицу-терукси, слышит ее протяжные стоны, ее дыхание, бурное, прерывистое, ощущает запах ее тела, сладость ее губ. Иллюзия, мираж, но какой реальный! Он понял, что любовный жар ослабил его защиту, впустив в сознание фантом, ментальный призрак Обны Шеты. Это было так неожиданно, что он ощутил не гнев, не злость, но разочарование и чувство безмерной потери. Сказочная ночь уже не принадлежала им с Алисой, их эмоции разделяла незваная гостья, словно вампир подкравшаяся к его разуму.
Он мог нанести ответный удар, сильный и жестокий, но решил не делать этого – просто восстановил свои ментальные барьеры, избавившись от наваждения. Алиса снова была с ним и, кажется, ничего не почувствовала. Ивар поцеловал ее, шепнул: «Спи, милая» – и закрыл глаза.
Вскоре он уснул, но чувство разочарования осталось.
* * *
Стоя перед консолью проектора поля, Обна Шета смотрела на черную тварь, метавшуюся под силовым колпаком. Лицо женщины было мрачным – похоже, увиденное ей не нравилось и даже внушало отвращение. Понаблюдав за тварью несколько минут, она повернулась к металлическому яйцу, наполненному протоплазмой, опустила веки и замерла. Ее облачение – на этот раз голубая, расшитая золотом туника и вплетенные в волосы синие ленты – делало Обну Шету похожей на изящную аметистовую статуэтку. Вчера к ужину она явилась в розовом и серебристом. Тревельян пытался представить, сколько у нее нарядов и что произойдет, когда они закончатся. Возможно, Обна Шета Тренгар покинет Лиану, оставив в покое его, Алису и всю их экспедицию?..
Веки провидицы поднялись, и она, брезгливо скривив губы, молвила: