Осмотрела ее и вынесла вердикт:
– Кокетка!
– Спорить не буду, – сказал Тревельян. – Но она изменилась к лучшему. Она готова сотрудничать, не надувает больше щеки и уже не требует, чтобы ее называли досточтимой. Помнится, ты говорила о двойственности ее натуры… Будем считать, что она повернулась к нам лучшей своей стороной.
– Возможно, ты прав. – Алиса кивнула. – Но что-то подсказывает мне, что подругами мы не станем.
Дыхание Обны Шеты было размеренным, лицо – спокойным, хотя пугающая бледность не исчезла. Подождав еще немного, Тревельян произнес:
– Я отправляюсь, ласточка. Последи, чтобы никто нам не мешал. Это не займет много времени.
Он сделал несколько глубоких вдохов и погрузился в транс.
Мгновение, и мир перестал существовать; исчез жилой отсек, в котором они находились, постройки станции, морской берег, лес и вся планета.
Он ощущал чужие разумы – два совсем близко, рядом, другие подальше, разумы Алисы и Обны Шеты, Нильса, Инанту, хапторов и лльяно. В бездне, полной сияния, они казались яркими огнями; Ивар мог прикоснуться к любому, слиться с ним, ощутить не мысли, но чувства, ту ментальную ауру, что делает личностью каждое существо. Бездну, точно струны или нити паутины, пронизывали импульсы, и даже не касаясь огней, он считывал их с легкостью: любовь и тревога – Алиса; сильное напряжение – провидица Тренгар, всплеск любопытства – Сигеру'кшу, трудившийся сейчас в лаборатории, сотни обыденных желаний, чувства голода или сытости, радость удачной охоты, удовольствие, с каким мастер глядит на свое творение – этим тянуло от лльяно. Разумы, тысячи, миллионы разумов на планете, и больше ничего; сонм огней, пылающих в ментальном пространстве, но ничего чужеродного и странного. Никакой огромной твари с внечеловеческим сознанием.
Огонек Обны Шеты разгорался все ярче. Тревельян чувствовал, что от ее разума тянется нить, будто не имевшая конца – она растворялась в сияющей пустоте, нарушая гармонию связей.
Необычная ситуация! Нити были ментальными каналами и обрываться не могли; любая связь, формируемая сознательно или интуитивно, имела источник и адресата. В принципе, многих адресатов, покольку источник мог контактировать с группой других разумных существ, даже со всем сообществом в Галактике. Конечно, то был бы исключительный случай, с которым Тревельян не сталкивался никогда.
Он прикоснулся к разуму Обны Шеты. Кажется, она пыталась с кем-то связаться, но канал, открытый ею, в самом деле не имел конца.
Однако тянулся он не в пустоту – что-то там было, огромное, дремлющее, не похожее на огонь иного разума, на яркое пламя, каким представлялся пусть чуждый, но могучий интеллект. Тревельян скользнул вдоль нити, переброшенной провидицей, и светлую бездну сменила тьма. Мрак не казался однородным – нечто медленно и лениво ворочалось в темноте, тут и там вспыхивали и гасли тусклые искры, между ними метались слабые, едва ощутимые импульсы, но эти связи не были стабильными, их рисунок выглядел переменчивым и зыбким. «Мыслящий хаос?.. – подумал Тревельян. – Или не мыслящий, а только имитирующий мысль?..»
Внезапно он понял, отчего не смог добраться сам до разума этой твари, до того, что служило ей как бы разумом. Всякое существо, обладающее интеллектом, живое или искусственное, подобное Мозгу с Сайкатской станции, осознавало себя как личность, неповторимую и уникальную. Огни, пылавшие в ментальной бездне, были не маяками интеллекта, знаний, памяти, но символом «я», искрой самосознания, что вспыхивает в младенческие годы, разгорается в зрелости и гаснет со смертью. Воспринимая это как данность, он не представлял иного.
Даже Мозг, не живой, но творение живых разумных, подчинялся такому порядку вещей, так же, как любой искусственный разум, превосходящий порог Глика-Чейни [27] .
Но иное существовало – разум или подобие разума, не имевшее самосознания. Покинув мрак, скрывавший эту тварь, он глубоко вздохнул и вынырнул из транса.
Алиса смотрела на него. Ее глаза были огромными, в дрожащих ладонях поблескивал инъектор.
– Как долго! – прошептала она. – Больше часа! Я уже хотела…
– Все в порядке, милая. – Ивар приподнялся в кресле, бросил взгляд на Обну Шету и пробормотал: – Упорная, однако! Бьется, как рыба об лед! А там, как сказано у Йездана, пустота, лишенная души…
Попробую ее извлечь.
На мгновение погрузившись в транс, он коснулся сознания провидицы и оборвал нить, не имевшую конца. Обна Шета пришла в себя не сразу – как было и при первом сеансе на астродроме, ей понадобилось минут пятнадцать. Наконец, щеки ее порозовели, глаза открылись, и женщина слабым голосом попросила вина. Выхватив бокал из рук Алисы, она принялася жадно глотать, расплескивая напиток.
– Я не смогла… – Голос Обны Шеты, сильный и звонкий, сейчас походил на хрип. – Не смогла… Это существо не отзывается…
– И не отзовется, – сказал Тревельян. – Но я бы не назвал его существом. Искусственная тварь Древних, лишенная самосознания… Вероятно, ее доставили сюда на корабле миллионы лет назад, и теперь она гниет под льдами Ххе или Ххешуша… О чем с ней говорить? Что спрашивать?
Рот провидицы приоткрылся. Кажется, она была потрясена.
– Ты… Тебе удалось?
– Разумеется. Благодарю за помощь и проложенную мне дорогу. Теперь я могу достучаться до этого монстра – во всяком случае, мысленно. – Он коснулся виска и помахал кистью в воздухе, словно показывая, как сделает это. – Могу достучаться, но похоже, толковать с ним не о чем. Под льдами не всемогущий повелитель мира, а жалкая тварь без собственного «я»… К тому же без целостного локального сознания… Насколько я понял, у него полиморфный разум.
– Что это значит? Объясни! – потребовала Обна Шета.
– Множество элементов, из которых формируются временные структуры для решения тех или иных задач. Принцип, давно известный нашим кибернетикам, – сообщил Тревельян. – Но то, что мне пришлось наблюдать… – Он пожал плечами. – Стабильных структур больше нет, сплошной хаос случайных связей! Прошло очень много времени, и я думаю, что эта разумная машина просто испортилась.
Провидица долго молчала, то массируя виски, то отхлебывая вино из бокала.
– Налить еще? – спросила Алиса.
– Да, благородная… Или можно звать тебя по имени? – Она сделала большой глоток и, не дожидаясь ответа, повернулась к Тревельяну. – Ты сказал, что говорить с этим монстром не о чем… Пусть так! Но мы могли бы узнать, зачем он тут появился. Зачем его привезли и с какой целью? Мои видения ничего не говорят о прошлом, но будущее меня тревожит… А ты… Разве тебе неинтересно?