– Идемте к выходу, – предложила я, – там подождем милицию и поговорим по дороге.
– А че говорить-то? Слышь, Родион, твоя частная милиционерша сказала, что Витька убили!
– Она частный сыщик, – сказал Родион, – и я вас прошу, Федор, отнеситесь к ней серьезно.
– Да бросьте вы, ребята, – убили! Витька убили? Кто? За что? Кому он плохо сделал? Одиннадцать лет баб… простите, женщин лечил. А теперь вот собак на его могиле режут! Дожили…
– Федор Иванович, поверьте мне, раз такое произошло, значит, кто-то имел большой зуб на вашего брата. Два дня тому назад, берясь за это дело, я сама не верила в то, что здесь есть что расследовать, но сейчас думаю, что ваш брат отравился не сам…
– Да как же?.. Сказали – грибами… А вы говорите – убили! Значит, не сам умер?
– Во всяком случае, ему помогли.
Мы остановились у кладбищенских ворот. Мужчины закурили. Федор Иванович молчал. Он явно помрачнел. Часто сплевывал себе под ноги, отворачивался, стараясь не смотреть на меня. На его лице читалась явная настороженность по отношению ко мне.
– Федор, – обратилась я к нему, – вы являетесь единственным наследником вашего брата? И что конкретно вы наследуете?
Крепыш недовольно покосился на меня.
– Я – наследник, я один. Нет у нас больше родственников. Все Чайниковы поумирали. Я один остался.
– Ну, почему же один? У вас есть жена, насколько я знаю, и дети. Ведь дети-то есть?
– Ну, есть.
– Большие?
– Ваське семнадцать стукнуло, осенью в последний класс пойдет, а Дашке – четырнадцать. А че?
– А жена ваша?
– Зинка? А че, она – жена!
– Вот видите, сколько вас, Чайниковых, – четверо, так что вы не один.
– Ну, это да…
– Значит, вы – наследник. И что вам досталось после смерти брата?
– Квартира двухкомнатная да дача.
Я продолжала выспрашивать у Федора.
– Где вы сейчас живете?
– В квартире.
– Сколько у вас комнат?
– Одна…
– В однокомнатной – вчетвером? Со взрослыми детьми? И где ваша квартира? В каком районе?
– В Трубном… А че? Однокомнатная! Мы в деревне два дома продали, свой и родителей, когда они несколько лет назад померли. А у вас, в городе, нам этих денег только на однокомнатную квартиру и хватило, и то на окраине.
– Ну, зато теперь вы можете переехать в двухкомнатную Виктора, а свою квартиру отдать старшему сыну, он ведь почти взрослый. Так что ваш квартирный вопрос, я считаю, решился?
Я пристально смотрела в глаза Федору Ивановичу.
– Ну, да… А к чему это вы?
– Да все к тому…
Он некоторое время вертел головой то в мою сторону, то в сторону Родиона. Вдруг до него дошло.
– Э-э, дамочка, вы чего это?! Вы это к чему? Хотите сказать… Да вы в своем уме?!
– Тихо, тихо, – стал успокаивать его Родион. – Татьяна ничего такого не сказала, она только…
– Да я Витька больше полугода не видел! Он в январе ко мне на день рождения приходил. А на свой даже не позвал! Вся моя семья это может подтвердить. Он вообще нас сторонился, как же, мы – деревня, а он – врач, образованный! Забыл, как сам в деревне жил, навоз месил! В марте у Зинки моей день рождения был, он не пришел. Летом у сына именины – он по телефону его поздравил. Не больно-то он с нами… А что квартира его и дача мне отойдут, так это по закону, не я его писал!
Федор Иванович распалился, лицо его пошло красными пятнами.
– Не обижайтесь, – сказала я примирительно.
Крепыш только рукой махнул. Достал новую сигарету, закурил. Мы постояли еще некоторое время, поговорили и окончательно помирились с Федором Ивановичем. Милиции все не было.
– А ведь уже десять, – сказал Родион. – Надо бы ехать, а то к одиннадцати можем не успеть.
Федор засуетился:
– Вот что, вы поезжайте, а я останусь, дождусь ментов. Надо же им могилу показать! Покажу и приеду автобусом. А то на поминки опоздаете, а поминки – святое дело.
– Хорошо, хорошо…
Мы с Родионом сели в машину и поехали в город.
– Родион, не говорите пока никому о том, что случилось, – попросила я.
– Почему?
– Ну… так надо. Я хочу кое-что проверить.
– Но моя жена знает, я же говорил с вами по телефону, она все слышала…
– Пожалуйста, позвоните ей и попросите ее не распространяться… мол, пока не выяснено, та ли эта могила… и вообще, все не так, как сообщил его брат. Одним словом, пусть она никому ничего не говорит. А дома потом все ей объясните.
Родион достал свой сотовый и позвонил Ирине.
Кафе, где родственники Виктора заказали поминки, было рассчитано человек на сорок. Когда мы с Родионом вошли туда, бо́льшая часть приглашенных уже сидели за столами, поставленными буквой «П». На часах было ровно одиннадцать. Официанты разносили на подносах полные тарелки и расставляли их перед гостями. Родион окинул зал взглядом и, взяв меня за локоть, повел к группе людей, которая сидела несколько особняком и которую можно было назвать «друзья» покойного. Здесь были Иван, Роман, их жены и Ирина. От остальных приглашенных их отделяло несколько свободных мест. Мы подошли, поздоровались со всеми, сели, и я оказалась между Ириной и Родионом. Он представил меня Людмиле и Юле. Я съела ложку кутьи, как полагалось, потом все подняли рюмки с водкой, и Родион сказал:
– Давайте помянем нашего безвременно ушедшего друга, хорошего товарища, прекрасного врача, порядочного человека. Вечная ему память!
– Вечная память!
– Царство ему небесное!
– Царство ему… – Все выпили. Стали закусывать.
Родион только подержал рюмку в руке, но пить не стал, поскольку был за рулем. Я сделала глоток водки. Официантка поставила передо мной тарелку с картофельным пюре и мясом. Я взяла из селедочницы кусочек селедки.
– Что там, на кладбище? – спросила меня Ирина тихо.
Я рассказала в двух словах, что все оказалось не так страшно, как показалось Федору: дохлая собака просто валялась рядом, а венки упали от ветра…
Ирина посмотрела на меня удивленными глазами:
– Надо же! А Зинаида, жена Федора, такая расстроенная, она что-то рассказывает родственникам, я слышала краем уха…
– Только вы пока никому ничего не говорите, хорошо? – попросила я. – А то пойдут ненужные разговоры…
– Ладно, но…
– Ирина, где Зинаида? Покажите ее мне, пожалуйста.
– Вон, в черном платье, с косынкой на голове, крашеная блондинка, видите?