В фойе вспыхнул свет. Охранник приоткрыл дверь со своей стороны. Я подхватила сумки и побежала по коридору к лестнице. Я успела прыгнуть на ту, что вела вниз, и, перепрыгивая разом через три ступеньки, сбежала в цокольный этаж. Прислушалась. Шаги охранника удалялись куда-то наверх. Он решил, что я рванула на второй этаж. Через секунду я бегом вернулась на первый, пробежала по коридору до фойе, выбежала через открытую дверь в тамбур и увидела, что охранник оставил ключи в двери. Должно быть, он был слишком самоуверенным, считал, что быстро догонит и схватит меня. Я повернула ключ в замке, заперев таким образом первую дверь, подбежала ко второй (дверь в комнату охраны была открыта, я увидела, что там больше никого нет, значит, охранник в больнице один). Я подбирала ключи, пытаясь открыть ее… один ключ не подходит, второй… третий, нет! Какой дурак додумался надеть на связку целый десяток ключей?! Но четвертый ключ повернулся в замке. В это время я увидела через стекло, как охранник подбежал ко внутренней двери, которую я успела закрыть. Он дернул за ручку, ударил по стеклу кулаком, но это ничего ему не дало. Я открыла наружную дверь, выскочила на улицу и помахала охраннику рукой:
– Пока! Тренируйся в беге, а то мышцы накачал, а ноги – нет!
Я уселась в свою машину, припаркованную возле клиники, и поехала к себе домой, по дороге одной рукой расправляя всклокоченные волосы и стирая носовым платком веснушки на щеках и носу.
И хорошо, что я это сделала! На одном из перекрестков меня остановил сотрудник ДПС. Он представился и попросил мои права.
– А что случилось, – спросила я, удивленно хлопая ресницами, – я что-то нарушила?
– Нет, просто подозрительно, что вы едете так поздно.
– Задержалась в гостях, – сказала я невинным голосом.
– Надеюсь, вечеринка была без излишеств? – спросил он, наклоняясь ко мне как можно ближе и пытаясь уловить запах спиртного.
– Конечно, – сказала я, пытаясь дышать прямо ему в лицо, чтобы он понял, что я трезва, как младенец.
– Хм! А это ваши права? Вы здесь на себя не похожи…
– Разве вы не видите, я волосы покрасила, – сказала я, кокетливо поправляя прическу и улыбаясь ему как можно обаятельнее. Он с минуту рассматривал меня. Еще раз «просканировал» мои права и козырнул мне:
– Все в порядке, – он вернул мне права, и я поехала своей дорогой. Дома я разделась, приняла душ и рухнула в постель. Было уже три часа ночи.
Утром я доставила себе удовольствие поспать до одиннадцати. Проснувшись, некоторое время потягивалась, лежа в постели и вспоминая вчерашние события. Потом встала, сделала небольшую разминку, умылась, окончательно смыв с лица веснушки, которые мне так не шли. И отправилась в кухню, наслаждаться утренним кофе. Я положила перед собой карточку больной, которую стащила вчера из клиники. Потягивая кофе и покуривая сигаретку, я листала эту карточку, пытаясь понять, почему так внезапно умерла эта женщина. Вот она поступила тридцать первого июля с жалобами на боль внизу живота. Чайников поставил ей диагноз – внематочная беременность, положил ее в стационар, но операцию почему-то делать не стал, а прописал ей антибиотики… так, еще какое-то лечение назначил… а первого августа ночью женщина умерла! Смерть – внезапная. И это произошло три года тому назад… Стоп! А что это у нас с числом? Ну-ка, ну-ка… Я достала лупу и попыталась рассмотреть в нее дату, когда Яловенко обратилась в клинику. Тридцать первое? Нет, здесь явно что-то подтирали… Бумага размахрилась. При беглом прочтении, конечно, это незаметно, но если присмотреться… Так, так, это уже кое-что! Это называется фальсификацией. А зачем кому-то исправлять то, что уже было написано? Только затем, чтобы что-то скрыть. Допустим, больная Яловенко поступила не тридцать первого, а раньше – позже-то уже некуда, последний день месяца. Так, значит, она поступила раньше, а умерла первого августа. О чем это говорит? О том, что доктор Чайников хотел скрыть дату поступления больной. Значит, имелась причина ее скрыть. Значит, Чайников что-то напортачил с этой Яловенко. И почему он сразу не сделал ей операцию? Игорь говорил, что с таким диагнозом оперируют в срочном порядке. А эту женщину Чайников оперировать не стал. Так, и что же мне делать с этой карточкой? Отдать ее моему другу Андрею Мельникову на экспертизу? Похоже, придется именно так и сделать. И еще: надо попросить его узнать об этой женщине все, что можно. Я подошла к телефону и набрала рабочий номер Андрея:
– Андрюша? Привет, это я, Татьяна.
– Здравствуй, радость, давненько я тебя не слышал. Как твое «ничего»?
– У меня все нормально, продолжаю расследование смерти доктора.
– Это того, кто грибочков поел? Еще не закончила?
– Нет, но дело идет к завершению. И в связи с этим у меня к тебе просьба…
– Да кто бы сомневался! Ты просто так не звонишь, все норовишь попросить чего-нибудь.
– Андрюш, так ведь я не за так! Готова возместить материально ваши моральные усилия. С меня – коньяк!
– А споить меня не боишься, мать?
– Мужчины, сильные духом, не спиваются.
– Спасибо за комплимент. Ну, давай, что там у тебя?
– Андрюш, смотри: жила-была некая гражданка, Яловенко Галина Аркадьевна, восьмидесятого года рождения. Три года тому назад она легла в клинику того самого доктора, о котором я у тебя просила сведения всякие… Ну, сколько денег у него лежит на сберкнижке, помнишь?
– А, да, было, было. И что?
– Тридцать первого июля она в клинику легла, а первого августа умерла. В ее карточке имеются исправления, следы от подтирок… и вообще там что-то нечисто. Мне надо знать про эту даму как можно больше, ну, ты понимаешь: ее девичья фамилия, кто ее муж, есть ли дети… все, что можно. И хорошо бы, если бы ее карточку посмотрел эксперт. Эти подтирки мне очень не нравятся! Такое ощущение, что и легла она не в тот день, и при ее поступлении диагноз был другой… Вот такой расклад.
– Значит, Тань, ты была права, считая, что этот Айболит отравился не самостоятельно?
– Андрюша! Айболит был ветеринаром! А наш доктор лечил самую прекрасную часть человечества.
– Кстати, как его фамилия, я забыл? Кастрюлькин, кажется? Или нет, но что-то похожее.
– Чайников.
– А, ну да…Так это он нахимичил с карточкой?
– Похоже, что так.
– Ладно, Тань, привози эту карточку, я покажу ее кое-кому. Есть у меня один мастер по этой части.
– Андрюш, так, может, мне и ему коньяк поставить?
– Он еще званием не вышел, чтобы коньяки распивать! Вот поработает с мое, тогда посмотрим. Давай вези свою карточку.
– Да не мою, а Яловенко! Сейчас приеду, Андрюша, я мигом…
Я положила трубку и быстро начала собираться. Когда я уже стояла на пороге и обувалась, зазвонил телефон. Пришлось вернуться в комнату и взять трубку: