Говорят, что лучше иметь дело с дьяволом, которого знаешь, чем с тем, которого не знаешь вообще. Об Александре Любове я не знала ничего. С чего бы мне соглашаться на его предложение?
— А потому, — отвечает он, как будто подслушав мои мысли, — что я вам нужен.
Джозеф
Я никогда не отзовусь на второе имя. Мне хочется думать, что я никогда не был тем человеком.
Но это неправда. Внутри каждого из нас одновременно живет и чудовище, и святой. Вопрос только в том, кого мы откормим сильнее и который из двоих сожрет другого.
Чтобы понять, кем я стал, вы должны знать, откуда я родом. Мы с семьей жили в Вевельсбурге, к северо-востоку от Бюрена недалеко от Падерборна. Отец мой был машинистом, а мама хранила домашний очаг. Мои самые первые воспоминания — то, как мама с отцом ссорятся из-за денег. После Первой мировой войны инфляция вышла из-под контроля, и родительские сбережения, которые они прилежно откладывали все эти годы, в одно мгновение перестали что-либо стоить. Отец только-только получил наличными страховку за десять лет, а на вырученную сумму уже и газету нельзя было купить. Чашка кофе стоила пять тысяч марок, буханка хлеба — двести тысяч марок. Я помню, как мальчишкой бегал с мамой встречать отца в день зарплаты, а потом мы сломя голову неслись по магазинам за покупками. Очень часто в магазинах были пустые полки. Потом меня с братом, Францем, отправляли на рассвете на фермерские поля в окрестностях Вевельсбурга, и мы воровали с деревьев яблоки и выкапывали картофель.
Конечно, страдали не все. Некоторые еще раньше вложили деньги в золото. Некоторые спекулировали тканями, мясом, мылом и другими товарами. Но большинство немцев со средним уровнем дохода, такие, как моя семья, разорились. Веймарская республика — обновленное после войны государство — принесла нам настоящую беду. Родители мои все делали правильно — усердно работали, делали накопления — и что в итоге? Выборы за выборами… Казалось, никто не знает ответа.
Я рассказываю вам об этом потому, что все удивляются: «Как к власти могли прийти нацисты? Как Гитлер мог обладать такой безраздельной властью?» Знаете, что я вам отвечу? Отчаявшиеся люди часто поступают так, как никогда бы в обычной ситуации не поступили. Если вы обратитесь к доктору и тот скажет, что у вас неизлечимое заболевание, скорее всего, вы выйдете из кабинета в совершенно расстроенных чувствах. И когда вы поделитесь этой новостью с друзьями, то, возможно, кто-то из них скажет: «Знаешь, у меня был приятель, которому тоже ставили такой диагноз, а доктор Икс его вылечил». Может, доктор распоследний шарлатан или берет два миллиона за консультацию, но я готов биться об заклад, что вы тут же ему перезвоните. И не имеет значения ни то, насколько вы образованны, ни то, что все это выглядит абсурдно, ибо человек готов хвататься и за соломинку надежды.
Национал-социалистическая рабочая партия Германии и стала такой соломинкой. В Германии ничего не работало. Так почему бы не попытаться? Они обещали вернуть людям рабочие места. Аннулировать Версальский договор. Вернуть немецкие территории, утраченные во время войны. Вернуть Германии ее законное место.
Когда мне было пять лет, Гитлер попытался захватить власть — Мюнхенский пивной путч, но по ряду причин потерпел поражение. Однако неудача стала для него уроком: устраивать революцию нужно не силой, а законными методами. Во время суда над Гитлером в 1924 году каждое сказанное им слово попало в газеты — первая массированная пропаганда национал-социалистической партии.
Как видите, я ни слова не говорю о евреях. Потому что большинство из нас даже не знали, кто это такие. Из шестидесяти миллионов жителей Германии только пятьсот тысяч были евреями, но даже они называли себя немцами, а не евреями. Однако антисемитизм жил и процветал в Германии задолго до появления Гитлера. В нас разжигали антисемитизм в церквях, рассказывая, как две тысячи лет назад евреи убили нашего Господа. Совершенно очевидно, что мы не могли относиться к евреям как к добрым инвесторам, у которых, похоже, были деньги, чтобы вложить их в хиреющую экономику, в то время как больше денег ни у кого не было. А скормить нам мысль о том, что именно евреи виновны во всех проблемах Германии, было совершенно не сложно.
Любой военный скажет вам: чтобы сплотить разрозненные группы, необходимо, чтобы у них появился общий враг. Так поступил и Гитлер, когда в 1933 году пришел к власти и стал канцлером Германии. Этой идеей пронизана вся философия партии нацистов — все свои обличительные речи он направлял против тех, кто придерживался левых политических взглядов. К тому же нацисты указывали на связь между евреями и левыми, евреями и преступлением, евреями и непатриотическим поведением. Поскольку люди и так ненавидели евреев по религиозным и экономическим причинам, дать им еще один повод для ненависти труда не составило. Поэтому, когда Гитлер уверяет, что самая большая угроза для Германии заключается в посягательстве на чистоту немецкой расы, и призывает любыми силами сохранить ее избранность, у нас вновь появляется повод для гордости. А сложить два и два — и получается еврейская угроза. Евреи хотят смешаться с этническими немцами, поднять собственный статус и этим лишить Германию господства. Нам, немцам, необходим лебенсраум, жизненное пространство, чтобы стать великой нацией. Места, куда расти, не было, выбор оказался невелик: ты либо идешь на войну завоевывать территорию и уничтожать людей, представляющих угрозу для Германии, либо ты не этнический немец.
К 1935 году, когда я уже повзрослел, страна вышла из Лиги наций. Гитлер объявил, что Германия вновь собирает армию, что было запрещено после Первой мировой войны. Разумеется, если бы другие государства — Франция, Англия — вмешались и остановили его, того, что последовало дальше, могло и не случиться. Но кому хотелось так быстро снова ввязываться в войну? Проще было находить рациональные объяснения происходящему, заверять, что он забирает назад то, что раньше и так принадлежало Германии. И за короткое время в моей стране опять появились рабочие места — на заводах по производству снаряжения, оружия, самолетов. Люди зарабатывали не так много денег, как раньше, и работали намного больше, но все-таки уже могли содержать семьи. К 1939 году «жизненное пространство» Германии простиралось до реки Саар, Рейна, Австрии, до горных хребтов Судет и Чехии. И наконец, когда немцы вошли в Гданьск, Польша, Англия и Франция объявили войну.
Расскажу немного о своем детстве. Родители страстно желали, чтобы у их детей жизнь была намного лучше их собственной, — и, по их разумению, ключ к этой лучшей жизни лежал в образовании. Люди, которые научились правильно вкладывать деньги, уж точно никогда не окажутся в подобной жуткой нужде. И несмотря на то, что умом я не блистал, родители захотели, чтобы я сдал экзамены в гимназию, где давали самое лучшее образование в Германии и выпускники непременно поступали в университеты. Конечно, очутившись в гимназии, я постоянно ввязывался в драки и паясничал — готов был на что угодно, чтобы скрыть, что учеба здесь мне не по зубам. Родителей каждую неделю вызывали к директору, потому что я не справился с очередным заданием или потому что подрался с другим учеником.