Уроки милосердия | Страница: 40

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Кто мне скажет, почему этот замок имеет такое значение? — спросил герр Золлемах, когда мы устало тащились наверх.

Первым ответил мой брат-грамотей:

— Замок имеет историческое значение, поскольку является образчиком ранней немецкой истории — Германн-херуск одержал победу над римлянами в девятом году нашей эры.

Остальные мальчики заржали. В отличие от гимназии, в гитлерюгенде энциклопедические знания Франца никого не интересовали.

— Но чем этот замок важен для нас? — уточнил герр Золлемах.

Мальчик по имени Лукас, который, как и я, был членом HJ-Streifendeinst, поднял руку.

— Сейчас замок принадлежит рейхсфюреру СС, — сказал он.

Рейхсфюрер СС Гиммлер, которому подчинялись СС, вся немецкая полиция и концлагеря, посетил замок в 1933 году и в тот же день взял его в аренду на сто лет, планируя отреставрировать его для СС. В 1938 году в северной башне все еще проводилась реконструкция — мы заметили это еще на подходе.

— Гиммлер говорит, что Зал обергруппенфюреров после окончательной победы станет центром мира, — заявил герр Золлемах. — Он углубил ров и пытается отреставрировать внутреннее убранство. Ходят слухи, что сегодня он приедет сюда, чтобы проверить, как ведутся работы. Вы слышите, парни? Сам рейхсфюрер СС, прямо здесь, в Вевельсбурге!

Не знаю, как герру Золлемаху удалось добиться разрешения на вход в замок, поскольку он строго охранялся и даже лидеры Боевого сообщества местного разлива не имели привычки вращаться в высших эшелонах национал-социалистической партии. Но когда мы подошли, герр Золлемах отдал салют, и стражи отсалютовали ему в ответ.

— Вернер, — обратился к одному из них герр Золлемах, — какой волнующий день, верно?

— Вы вовремя, — ответил солдат. — Как Мария? А девочки?

Мне следовало бы знать, что герр Золлемах никогда не полагается на случай.

Брат потянул меня за рукав, чтобы привлечь внимание к стоящему посреди двора человеку, который обращался к группе офицеров:

— Кровь говорит! Законы арийской избранности благоволят тем, кто сильнее, умнее, добродетельнее, чем его менее совершенные соплеменники. Преданность. Послушание. Правда. Долг. Братство. Вот краеугольные камни древнего рыцарского сословия и будущих СС.

Если честно, я не понимал, о чем он говорит, но по почтению, которое демонстрировали окружающие, решил, что это, должно быть, и есть сам Гиммлер. Однако этот худощавый, сердитый человек больше походил на служащего банка, чем на начальника немецкой полиции.

И тут я осознал, что он тычет в меня пальцем.

— Вот ты, парень! — Он поманил меня к себе.

Я шагнул вперед и отсалютовал, как нас учили на собраниях.

— Ты отсюда родом?

— Так точно, рейхсфюрер, — ответил я. — Я член патрульной службы гитлерюгенда.

— Так скажи мне, парень, почему страна, которая стремится к чистоте расы и к будущему в новом мире, избрала этот ветхий замок в качестве своего тренировочного центра?

Вопрос с подвохом. Очевидно, что настолько важный человек, как Гиммлер, не случайно избрал такое место, как Вевельсбург. Во рту у меня пересохло.

Стоящий рядом со мной брат закашлялся. «Хартманн», — прошептал он.

Я не понял, что он пытался мне сказать, когда шептал эту фамилию. Возможно, хотел, чтобы я представился. Чтобы Гиммлер точно знал, что за идиот стоит перед ним.

И тут я понял, что брат шептал вовсе не «Хартманн». Он говорил «Германн».

— Потому что это не ветхий замок.

Гиммлер медленно улыбнулся.

— Продолжай.

— Именно здесь Германн-херуск сражался с римлянами и одержал победу. И хотя остальные народы стали частью Священной Римской империи, немецкое своеобразие осталось нетронутым. Как случится и с нами, когда мы опять выиграем войну.

Гиммлер прищурился.

— Как тебя зовут, парень?

— Командир боевого сообщества Хартманн, — ответил я.

Он прошел через толпу и положил руку мне на плечо.

— Воин, ученый, лидер — все в одном. Вот это будущее Германии! — Когда толпа с приветственными возгласами расступилась, он подтолкнул меня вперед. — Пойдешь со мной, — велел он.

Он повел меня вниз по ступеням в die Gruft (подвал). В подвале замка, где все еще велась реконструкция, находилось круглое помещение. Посредине в пол была вмонтирована газовая труба. По периметру комнаты располагалось двенадцать ниш, в каждой свой пьедестал.

— Здесь все заканчивается, — сказал Гиммлер. Голос в этом маленьком помещении звучал глухо. — Прах к праху, земля к земле.

— Рейхсфюрер!

— Здесь и я буду после окончательной победы. Здесь найдут приют все двенадцать главных генералов СС. — Он повернулся ко мне. — Возможно, пришло время такому умному молодому человеку, как ты, стремиться к подобным высотам.

В этот момент я решил вступить в партию.


***

В той же мере, в какой герр Золлемах гордился тем, что я стал одним из СС-штурмманнов, мама моя была раздавлена. Она тревожилась обо мне, когда угроза войны обострилась. Но в равной степени она боялась за моего брата, который в свои восемнадцать лет продолжал жить, с головой погрузившись в книги, и которого я больше не смогу защищать.

Они с отцом устроили небольшие проводы накануне моей отправки с одним из отрядов подразделения «Мертвая голова» в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Пришли соседи и друзья. Один из соседей, герр Шеффт, который работал в местной газете, сфотографировал, как я задуваю свечи на шоколадном торте, испеченном мамой, — вот этот снимок, мама позже переслала мне его по почте, и я до сих пор его храню. Я часто смотрю на эту фотографию. Видите, какой я на ней счастливый? Не только потому, что уже занес вилку над тарелкой в предвкушении чего-то очень вкусного. И не только потому, что я пил пиво, как настоящий мужчина, а не мальчишка. А потому, что для меня все еще было впереди. Это последний снимок, где в моем взгляде не сквозит понимание и осмысление происходящего.

Один из приятелей отца начал напевать: «Hoch soll er leben, hoch soll er leben, dreimal hoch!» («Долгих лет ему жизни, долгих лет ему жизни, три раза ура!») Неожиданно распахнулась дверь и, дрожа от возбуждения, вбежал младший братишка моего друга Лукаса.

— Герр Золлемах говорит, что мы должны немедленно явиться, — сказал он. — И форму не надевать.

Вот это было любопытно: мы всегда с большой гордостью носили свою форму. И мама не очень-то хотела отпускать нас среди ночи. Но все члены гитлерюгенда, включая Франца и меня, последовали приказу. Мы побежали в местный клуб, где проводили свои собрания, и увидели одетого так же, как и мы, в гражданское герра Золлемаха. Перед клубом стоял грузовик, похожий на те, на которых ездят военные, с откинутым задним бортом и скамейками в кузове, чтобы было где сесть. Мы загрузились в кузов, и по обрывкам информации, полученной от других парней, я узнал, что немецкого дипломата по имени фон Рат убил какой-то польский еврей, и сам фюрер заявил, что не сможет удержать немецкий народ от спонтанных актов возмездия. Когда грузовик подъезжал к Падерборну, всего в нескольких километрах от Вевельсбурга, улицы были заполнены вооруженными кувалдами и топорами людьми.