Там, где был открытый полог шатра, Ор заметил Аарона.
— Друг мой, — голос Ора звучал слабо, тело было изнурено годами и дряхлостью. Он что-то тихо сказал сыну, и тот отодвинулся, уступая место Аарону. Старик слабо поднял руку. — Друг мой… — он сжал руку Аарона вялым рукопожатием. — Я последний из обреченных умереть в пустыне. Сорок лет почти истекли…
Рука его была холодной, а кости хрупкими. Аарон взял ладонь друга обеими руками, как будто держал птицу.
— Послушай, Аарон. Столько лет мы странствуем по пустыне, а я до сих пор чувствую тяжесть своего греха. Годы его не уменьшили; наоборот, лишили меня сил нести его на себе, — в его глазах стояли слезы. — По иногда мне снится, что я стою на берегу Иордана и смотрю на Землю обетованную. Когда я это вижу, мое сердце разрывается от тоски. Это такая потеря! Она так прекрасна и совсем не похожа на пустыню, в которой мы живем. Мне остается только мечтать о пшеничных полях и фруктовых деревьях, стадах овец и коров. Я могу только надеяться, что мои сыновья и их сыновья скоро будут сидеть под оливковыми деревьями и слушать, как жужжат пчелы, — слезы катились по его щекам, сбегая в седую бороду. — Во сне я ощущаю себя более живым, чем наяву.
Аарон боролся с охватившей его тоской и болью потери. Он понимал, о чем говорил Ор, понимал всеми фибрами души. Сожаление о совершенных грехах. Раскаяние. Сорок лет последствий греха.
Ор тихо вздохнул.
— Наши дети не такие, как мы. Они научились идти, когда Бог идет, и покоиться, когда Он покоится.
Аарон закрыл глаза и ничего не ответил.
— Ты сомневаешься.
Аарон потрепал друга по руке.
— Я надеюсь.
— Надежда — это все, что у нас осталось, друг мой.
— И ЛЮБОВЬ.
Давно, уже очень давно Аарон не слышал Голоса. Он благодарно вздохнул, сердце метнулось навстречу, прилепляясь к Слову, черпая из него.
— Любовь, — прошептал он. — Господь наказывает нас, как и мы наказываем своих детей, Ор. Когда нас наказывают, может показаться, что это не любовь, но это так. Суровая, истинная и вечная.
— Суровая, истинная и вечная.
Аарон знал, что Ор скоро умрет. Пора было удалиться. У него есть свои обязанности — надо принести вечернюю жертву. В последний раз он наклонился к другу.
— Пусть Господь воссияет над тобой светлым лицом Своим и даст тебе мир.
— И тебе. Вспомни обо мне, Аарон, когда будешь сидеть под оливковым деревом…
Позади его шатра Аарон остановился, на память пришли картины из прошлого. Он никогда не забудет, как Ор стоял вместе с ним на вершине холма, поднимая к небу левую руку Моисея, пока он сам держал правую руку брата, а внизу, у подножия горы, Иисус Навин побеждал амаликитян.
Он знал, в какое мгновение Ор сделал свой последний вдох. Разорваны одежды, мужчины плачут, вопят женщины. Эти звуки часто раздавались в стане за последние годы, но на этот раз пришло ощущение завершенности.
Их странствование скоро закончится. Наступает новый день.
* * *
Аарон стоял в своем священническом одеянии перед завесой, скрывавшей от посторонних взглядов Святое Святых. Он дрожал, как бывало всякий раз, когда с ним говорил Господь. Даже за сорок лет он так и не смог привыкнуть к этому звуку, пронизывающему изнутри, звучащему снаружи, объемлющему его отовсюду, к Голосу, наполнявшему все его существо восторгом и ужасом.
— ТЫ, ТВОИ СЫНОВЬЯ И РОДСТВЕННИКИ ИЗ КОЛЕНА ЛЕВИТОВ БУДУТ НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЛЮБОЕ ОСКВЕРНЕНИЕ СВЯТИЛИЩА. НО ТОЛЬКО ТЫ И ТВОИ СЫНОВЬЯ БУДУТ ОТВЕЧАТЬ ЗА ОСКВЕРНЕНИЕ СВЯЩЕНСТВА. ВОЗЬМИ СВОИХ РОДСТВЕННИКОВ ИЗ ПЛЕМЕНИ ЛЕВИТОВ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ТЕБЕ И ТВОИМ СЫНОВЬЯМ СОВЕРШАТЬ СВЯЩЕННОЕ СЛУЖЕНИЕ ПЕРЕД СКИНИЕЙ ОТКРОВЕНИЯ. НО КОГДА ЛЕВИТЫ БУДУТ ВЫПОЛНЯТЬ СВОИ ОБЯЗАННОСТИ, СЛЕДИ, ЧТОБЫ ОНИ БЫЛИ ВНИМАТЕЛЬНЫ И НЕ ПРИКАСАЛИСЬ К ОСВЯЩЕННЫМ ПРЕДМЕТАМ ИЛИ ЖЕРТВЕННИКУ. ЕСЛИ ДОТРОНУТСЯ, ТО УМРЕШЬ И ТЫ, И ОНИ.
«Пусть все это отложится у меня в голове. Не допусти, чтобы я забыл хоть что-нибудь».
— Я САМ ИЗБРАЛ ТВОИХ БРАТЬЕВ ЛЕВИТОВ ИЗ ВСЕГО НАРОДА ИЗРАИЛЬСКОГО БЫТЬ ТВОИМИ ПОМОЩНИКАМИ.
«О, Господи, пусть это будут мужи, чьи сердца стремятся угождать Тебе! Со времен Иакова мы, когда были в гневе, убивали людей. Будь проклят наш гнев! И мы склонны к жестокости. О, Господи, сейчас Ты рассеиваешь нас среди Израиля, как и пророчествовал Иаков. Мы живем среди Твоего народа как священники. Сделай нас святым народом! Дай нам сердца мягкие!»
— Я ПОРУЧИЛ СВЯЩЕННИКАМ ВСЕ СВЯТЫЕ ДАРЫ, ПРИНОСИМЫЕ МНЕ СЫНАМИ ИЗРАИЛЯ. Я ДАЛ ЭТИ ЖЕРТВЫ ТЕБЕ И ТВОИМ СЫНОВЬЯМ В ВАШУ ОБЫКНОВЕННУЮ ДОЛЮ.
Пусть моя жизнь будет жертвой!
— ВЫ, СВЯЩЕННИКИ, НЕ ПОЛУЧИТЕ ЗЕМЛИ В НАСЛЕДИЕ ИЛИ ЧАСТИ СОБСТВЕННОСТИ СРЕДИ НАРОДА ИЗРАИЛЯ. Я — ВАШЕ НАСЛЕДИЕ И ВАША ДОЛЯ. А ЧТО ДО ПЛЕМЕНИ ЛЕВИТОВ, ТВОИХ РОДСТВЕННИКОВ, Я БУДУ ПЛАТИТЬ ИМ ЗА ИХ СЛУЖБУ В СКИНИИ ДЕСЯТИНОЙ ОТ ВСЕЙ ЗЕМЛИ ИЗРАИЛЬСКОЙ.
Аарон внимательно слушал Голос, подчиняясь и черпая из этих слов, словно из источника живой воды.
Господь повелел привести рыжую телицу без изъяна или порока, которая никогда не была под ярмом, и отдать ее Елеазару, чтобы тот отвел ее за стан и заколол. Сын Аарона должен был обмакнуть палец в кровь и семь раз побрызгать перед скинией собрания. Телицу надо было сжечь, пепел собрать и положить на специально очищенное место за станом, а потом высыпать в воду для омовения и очищения от греха.
Столько всего надо было запомнить: праздники, жертвы, заповеди.
Аарон сидел рядом с Моисеем и смотрел на шатры и мерцающие огни тысяч костров.
— Мы последние, кто остался из вышедших из Египта, — тридцать восемь лет прошло с того дня, как они покинули Кадес-Варни и пересекли долину Заред. Все поколение непокорных людей исчезло из стана, как и клялся Господь. — Только ты, я и Мариам.
Несомненно, теперь Господь направит их к Земле обетованной.
* * *
Облако двигалось, и все общество странствовало за Господом, пока Он не остановился в пустыне Син. Разбили стан в Кадесе.
Аарон изучал свитки, когда Мариам положила руку ему на плечо.
— Я люблю тебя, Аарон. Я любила тебя как сына.
С того дня, как Господь поразил ее проказой, исцелил и повелел провести семь дней для очищения вне стана, его сестра говорила очень мало. Из-за стана Мариам вернулась другой женщиной: ласковой, терпеливой и тихой. С привычной преданностью она делала домашнюю работу, но свои мысли держала при себе. Он был удивлен ее неожиданным желанием сказать, что она его любит.
Мариам вышла из шатра и села у входа.
Аарон обеспокоенно встал и вышел следом.
— Мариам…
— Наша гордость порабощает нас, Аарон.