Отойдя от него, Марк провел рукой по покрытому пылью, грубо сколоченному столу. Потом он сел на один из пяти стульев и еще раз медленно оглядел помещение. У передней двери находились ярмо и два сосуда для воды. Еще в доме было несколько глиняных кувшинов и чаш. Больше ничего. Ничего ценного или священного.

Закрыв глаза и положив руки на грубую поверхность стола, Марк тяжело вздохнул. В этом доме росла Хадасса. Она спала в этой комнате, ела за этим столом. Его пальцы ощупывали стол, и Марка не покидала мысль о том, что ее пальцы тоже прикасались ко всем этим предметам. Ему хотелось окунуться в атмосферу ее прошлой жизни, быть ближе к ней.

Но вместо этого он ощутил страх.

Он уже не помнил черт ее лица.

Он отчаянно цеплялся за последние обрывки воспоминаний о ней, но они как будто ускользали от него, в сознании возникала какая-то дымка. Марк закрыл лицо руками, снова пытаясь свести воедино все ее черты. Но теперь он видел перед собой только какую-то безликую девушку в саду виллы его отца, стоявшую на коленях и поднявшую руки к небу и к Богу.

— Нет, — простонал Марк, проведя пальцами по волосам и сжав голову руками. — Не забирай у меня то немногое, что осталось от нее. — Но как бы он ни умолял, как бы ни старался, он понимал, что Хадасса ускользает.

Опустошенный и подавленный, Марк еще раз огляделся. Он забрел в такие далекие края. И ради чего? Ради этого? Он закрыл глаза и опустил голову на руки.

23

Дидима вошла в покои и вышла на небольшой балкон, где Юлия сидела, приложив ко лбу холодную примочку.

— В чем дело? — спросила Юлия, раздраженная присутствием рабыни.

— Там тебя хочет видеть какой-то мужчина, моя госпожа.

У Юлии екнуло сердце. Неужели Марк? Наверное, к нему вернулся здравый смысл, и он понял, что кроме друг друга у них с Юлией никого нет. В глубине души Юлия понимала, что это маловероятно, что ей вряд ли стоит на это надеяться, но все же в ней проснулась слабая надежда. Она продолжала прижимать ко лбу холодную примочку, но пальцы дрожали, а в висках чувствовалось сильное биение. Ей не хотелось выдавать своего волнения под испытующим взглядом Дидимы. Этой рабыне, вне всякого сомнения, доставит огромное наслаждение видеть ее внутреннюю борьбу и, что еще важнее, ее боль.

— Кто это? — спросила Юлия с притворным равнодушием. К ней уже неделями никто не приходил. Интересно, кто же это изъявил желание видеть ее в таком состоянии, в котором она пребывала в настоящий момент?

— Его зовут Прометей, моя госпожа.

— Прометей? — озадаченно повторила Юлия и почувствовала сильное разочарование, окатившее ее, подобно ушату холодной воды. — Какой еще Прометей? — раздраженно спросила она. Имя показалось ей знакомым, но она не могла вспомнить, кто же это.

— Он сказал, что был рабом в этом доме, моя госпожа. Поначалу он спросил о Приме. Но когда я сказала, что Прима больше нет в Ефесе, он сказал, что хочет видеть тебя, моя госпожа.

И тут Юлия вспомнила, кто это. Прометей, любовник Прима! Но что ему здесь нужно? Он убежал отсюда почти четыре года назад. Зачем же теперь он вернулся? Если бы Прим был здесь, он либо убил бы этого мальчишку на месте, либо, что еще вероятнее, снова стал страдать от своих мерзких чувств к нему. Но как теперь ей поступить с ним?

Она лихорадочно думала. Прим ушел, и Прометей наверняка знает, что вверяет свою жизнь именно ей, Юлии. Он вряд ли знает о тех двух женщинах, которых она отправила на арену в Риме, но когда она отправила Хадассу на съедение львам, он был здесь. Он также наверняка знает, что его положение в этом доме не вызывало у нее ничего, кроме отвращения. Она смеялась над чувствами Прима к нему, а на самого Прометея смотрела, как на дрессированную собаку.

Голова у Юлии разламывалась.

— Зачем он сюда пришел? — холодная примочка уже не спасала от боли.

— Не знаю, моя госпожа. Он мне не сказал.

— А я не тебя спрашиваю, дура!

— Прикажешь пригласить его сюда, моя госпожа? Или отказать ему в приеме?

— Дай подумать!

Юлия задумчиво уставилась в пространство, ничего не видя перед собой. Прометей очень любил Хадассу. Более того, именно восхищение Прометея Хадассой стало главной причиной яростной ненависти и ревности со стороны Прима. Еще Юлия вспомнила, что это обстоятельство стало для нее причиной многих бед. Иногда, поздно вечером, Прометей и Хадасса сидели в перистиле и разговаривали. Прим говорил тогда Юлии, что ее маленькая иудейка соблазняет этого мальчика, но Юлия-то знала, что никаких таких отношений между ними и быть не может. Юлия скривила губы. Хадасса была слишком чиста для подобных отношений. И все же, какими бы чистыми ни были отношения между Хадассой и Прометеем, без последствий в этом доме они пройти не могли.

Какую же глупость он совершил, что снова пришел сюда! Она ведь может сделать с ним все, что ей вздумается. Тех рабов, которые убегали от своих хозяев и которых потом ловили, часто отправляли на арену, на съедение голодным собакам. А Юлия могла бы придумать ему наказание пострашнее.

Львиный рев отдался эхом в ее памяти, и она сжала голову руками, тихо застонав:

— Что ему нужно?

— Он не сказал, моя госпожа.

— А ты спрашивала?

— Нет, я решила сразу доложить о нем тебе.

Юлия не хотела думать о прошлом. А Прометей неизбежно станет для нее именно таким напоминанием.

— Укажи ему на дверь.

— Хорошо, моя госпожа.

— Нет, постой! — сказала Юлия. — Все-таки мне интересно… — Что же заставило беглого раба вернуться к хозяину или хозяйке, которая наверняка прикажет предать его мучениям и смерти? Вне всякого сомнения, он знает, что она захочет с ним сделать. Узнав о том, что Прим здесь больше не живет, Прометей наверняка поступил мудро и уже покинул виллу, как только Дидима пошла докладывать ей о нем. — Если он до сих пор ждет внизу, пригласи его сюда, — сказала Юлия. — Мне интересно услышать, что он скажет в свое оправдание.

Юлия немало удивилась, когда спустя всего несколько минут Дидима привела Прометея в покои, вошла на балкон и доложила голосом, лишенным всяких эмоций:

— Прометей, моя госпожа.

— Оставь нас, — сказала Юлия, убрав со лба холодную примочку и нетерпеливо махнув в сторону служанки. Дидима поспешила выйти.

Глубоко вздохнув, Юлия отложила примочку в сторону и встала с дивана. Закутавшись в верхнюю одежду, она прошла с балкона в покои.

Прометей стоял посреди помещения. Юлия взглянула на него, ожидая, что он сейчас падет перед ней на колени и начнет в слезах умолять пощадить его. Но вместо этого юноша спокойно, молча стоял и ждал. Юлия в удивлении приподняла брови.

Было видно, что он сильно изменился не только в поведении, но и во внешности. Насколько она его помнила, он теперь стал выше, стройнее и гораздо красивее, чем несколько лет назад. Когда Прим купил его у работорговцев в подтрибунных помещениях арены, он был совсем мальчишкой. Теперь же это был вполне привлекательный юноша лет пятнадцати или шестнадцати, с коротко постриженными волосами и гладко выбритым лицом.