Почти десять дней Дейзи ломала голову, как ей извиниться перед Джонсом, какими словами объяснить, что взгляд, полный ужаса, и дурацкие слезы в то утро были реакцией не на него, а на того, кем он не был. Она подумывала, не послать ли цветы, но Джонс вроде бы был не из тех мужчин, кто любит получать цветы; к тому же она не знала, что означает каждый конкретный цветок. Потом она решила позвонить и высказаться прямо, без обиняков, в его стиле: «Джонс, простите. Я вела себя как полная дура». Но она понимала, что у нее так не выйдет: все равно будет нести вздор, блеять и заикаться, пытаясь сбивчиво что-то объяснить, так что он станет презирать ее еще больше. На ум пришли и другие варианты: послать открытку, оставить сообщение, даже попросить Лотти сделать это за нее. Она теперь не боялась обращаться к ней, а вот он до сих пор побаивался бывшей хозяйки дома.
Но она ничего не предприняла.
Возможно, случайно, но ей помогла фреска. Однажды, когда она грызла ручку, перебирая спецификации, к ней подошел Эйдан и сообщил, что один из маляров, счищая лишайник с наружной стены террасы, обнаружил краску под известью. Они из любопытства расчистили небольшой участок, и на стене проступили два нарисованных лица.
– Мы дальше не стали ничего делать, – пояснил он, выводя ее из дома на яркий солнечный свет, – чтобы не содрать случайно красочный слой.
Дейзи внимательно рассмотрела лица на стене, одно из которых, кажется, улыбалось. Маляр, молодой человек из Вест-Индии по имени Дейв, сидел на террасе и курил сигарету. Он заинтересованно кивнул, показывая на стену.
– Вам нужно пригласить реставратора, – сказал Эйдан, отступая на шаг. – Того, кто в этом разбирается. Может, она ценная.
– Это зависит от того, кто ее нарисовал, – заметила Дейзи. – На первый взгляд очень мило. Похоже на Брака. Интересно, она большая?
– Ну, в левом углу просматривается кусочек желтого, а вон там, справа, что-то синеет, поэтому я не удивлюсь, если она занимает добрых шесть футов. Спросите у вашей женщины, что она думает. Вполне возможно, она была где-то поблизости, когда это рисовали. Наверняка что-то знает.
– Она ни разу об этом не упомянула, – пожала плечами Дейзи.
– Удивительно, – сказал Эйдан, счищая с брюк засохшую штукатурку. – Если помните, она и словом не обмолвилась ни о подгузниках на стройплощадке, ни о тихом часе, когда запрещается сверлить. – Он хитро улыбнулся, когда Дейзи повернулась, чтобы идти в дом. – Послушайте, вы случайно не собираетесь поставить чайник?
Лотти как раз гуляла с Элли, поэтому Дейзи позвонила Джонсу, чтобы рассказать ему о фреске. Ей не терпелось сделать так, чтобы она ассоциировалась у него с чем-то хорошим.
– В чем проблема? – раздраженно спросил он.
– Никакой проблемы, – ответила Дейзи. – Я… э-э-э… просто хотела узнать, собираетесь ли вы приехать в четверг.
– Почему в четверг? – Там далеко звонили еще два телефона, какая-то женщина вела важный разговор. – Скажите ему, что я освобожусь через минуту, – проорал Джонс. – Дайте ему бокал вина или еще что.
– Придут из санитарной инспекции. Насчет кухонь. Вы говорили, что хотите присутствовать.
– Так дайте ему кофе! Алло? О боже, я действительно так говорил. – Он застонал и, прикрыв ладонью трубку, прокричал что-то секретарю, как она поняла. – В котором часу они появятся? – спросил он через секунду.
– В половине двенадцатого. – Она сделала глубокий вдох. – Послушайте, Джонс, останьтесь потом на обед. Я хотела бы показать вам пару вещей.
– Я не обедаю, – отрезал он и бросил трубку.
До этого разговора она успела позвонить Камилле, вспомнив, что Хэл имеет какое-то отношение к искусству, но не желая обращаться к нему непосредственно. Когда ты одинокая женщина, приходится беспокоиться о таких вещах. Но Камилла пришла в восторг и сказала Дейзи, что ей следовало сразу ему позвонить. И не нужно искать реставратора – Хэл все сделает. Он изучал разные виды реставрации в художественной школе, и не только мебели, в чем Камилла не сомневалась. Хэл говорил не так убежденно, полагая, что его знания могли несколько устареть.
– Но вы же можете разузнать о новых технологиях. Это ведь не холст, всего лишь наружная стена. – Дейзи успела понять из разговора с Камиллой, как важна эта работа для них обоих. – Не настолько она ценна, если ее закрасили толстым слоем известки.
Хэл поначалу засомневался, но потом без особых восторгов согласился, словно не мог поверить, что ему бросили спасательный жилет, пусть даже маленький и, возможно, с проколом.
– У меня есть один друг, который понемногу занимается реставрацией живописи. Я мог бы проконсультироваться у него. Если, конечно, для вас не важно, что я не профессионал.
– Если как следует выполните работу, мне все равно, будь вы даже профессиональный борец в грязи. Но мне необходимо, чтобы вы приступили к работе немедленно. К четвергу хотелось бы очистить уже приличный кусок.
– Договорились, – согласился Хэл, не желая показывать, как он доволен. – Хорошо. Отлично. Я сделаю несколько телефонных звонков, раздобуду какой-никакой инструментарий и сразу приступлю.
Это ее шанс, подумала Дейзи, выходя в сад. Это покажет Джонсу, что она способна не только отреставрировать интерьер дома самостоятельно, но и подняться над той персоной, за которую, видимо, ее здесь все принимают: над Дейзи, вызывающей у нее самой жалость и презрение. Нелепое качество, как-то раз сказал ей Даниель, эта отчаянная потребность всем нравиться, но она все равно не могла отказаться от этой слабости. В тот вечер, когда приезжал Джонс, она радовалась, что он увидел ее с другой, лучшей стороны. Потому что, как она осторожно призналась самой себе, она тоже начала одобрять новую Дейзи, вместо того чтобы оплакивать потерю старой. Она чувствовала себя теперь уже не такой сломленной недавними событиями. Дети помогают, сказала Лотти, когда Дейзи спросила, как ей удалось справиться одной. Приходится быть сильной.
Вспоминая Примроуз-Хилл, Дейзи не могла с этим согласиться, однако поняла, что пережитое постепенно делало ее толстокожей, как Лотти. Она без конца думала, как молодая Лотти решилась на роды, почти без поддержки, в чужой стране, далеко от дома, и как она не позволила себя запугать, когда опозоренная, без гроша в кармане вернулась. И вот теперь постаревшая Лотти легко проходила по жизни, как нож сквозь масло, вызывая уважение у всех вокруг просто благодаря своей уверенности и язвительному остроумию. Она ожидала, что люди будут отдавать ей должное и все будет происходить так, как она пожелает. А кто она такая, если на то пошло? Домохозяйка пенсионного возраста, мать неполноценной дочери, жена владельца гаража в маленьком городке. У нее никогда не было ни работы, ни карьеры – ничего. Естественно, сказать это Лотти в лицо Дейзи никогда бы не решилась. Тем временем она по-прежнему оставалась прежней Дейзи (хотя несколько прибавившей в весе) – все еще привлекательной, умной, почти платежеспособной и, как выразился ее бухгалтер, была индивидуальным предпринимателем. «Я индивидуальный предприниматель», – сообщила она себе после того, как повесила трубку. Звучало гораздо лучше, чем «мать-одиночка».