Дейзи смотрела в окошко на проезжавшие машины и старалась подавить раздражение, появившееся после того, как Джонс небрежно поздоровался с ней, махнув рукой, и возраставшее с каждым из трех телефонных разговоров, которые он вел с тех пор, как она села к нему в машину.
– Простите. Я на секунду, – сказал он, а затем забыл о ее существовании. – А мне наср… – орал он так, что Дейзи закрыла глаза. Джонс мужчина крупный, и потому крепкие выражения, вырывавшиеся у него в замкнутом пространстве автомобиля, звучали по-особому выразительно. – А вы передайте ему, пусть присылает своих долбан… – Тут он повернулся и заметил страдальческое лицо Дейзи. – Передайте ему, что пусть присылает своих адвокатов, инспекторов и кого угодно прямо ко мне. Я засужу его задницу за дискредитацию моего заведения. Да. Верно. Любые записи, какие они захотят увидеть. Они знают, где меня найти. – Он нажал кнопку на приборной доске и сорвал наушник. – Да пошел он… – Джонс поджал губы. – Чертов мерзавец. Мерзкий торгаш пытается выбить из меня компенсацию. В этом все дело. Обжирается устрицами, накачивается алкоголем под завязку, а потом удивляется, почему на следующий день у него болят кишки. Можно подумать, я виноват. Насылает на меня всяких инспекторов, а те собираются закрыть меня для полной проверки, которая продлится до скончания века. Нет, они по-настоящему вывели меня из себя.
– Я вижу, – сказала Дейзи.
Он даже бровью не повел в ее сторону. Таким шумным и оживленным ей еще не доводилось его видеть, но все это было направлено не на нее. Она приехала такая красивая, впервые ощущая это с тех пор, как у нее появился ребенок: в новой футболке и юбке, со свежим цветом лица после масок у Камиллы, вытерпев мучительную эпиляцию воском, став если не прежней Дейзи, то, по крайней мере, обновленной Дейзи. А он? Что он заметил, когда смотрел на ее длинные загорелые ноги? Что она ступает на стрелки, указывающие, где находится строительная свалка?
– Это все его подруга науськивает, – продолжал Джонс, пригибаясь к рулю. – Она уже не раз пыталась выкинуть с нами подобный фокус. Последний случай – вывихнула лодыжку в туалете, кажется. Разумеется, никакого медицинского освидетельствования не предоставила. Я бы близко не подпустил ее к клубу. Но в тот вечер меня не было.
– Вот как?
– А всё эти американцы. Так и норовят устроить тяжбу, черт бы их побрал! Каждый хочет урвать что-то просто так. И все кругом виноваты. Боже! – Он ударил кулаком по рулю, заставив Дейзи подпрыгнуть. – Если этот козел явится снова, я его действительно отравлю. Который час?
– Простите?
– Элдридж-стрит, Минерва-стрит… Это где-то здесь. Который час?
Дейзи взглянула на свои часики:
– Двадцать пять двенадцатого.
– Вот и приехали. Чертов маленький… Ну и где здесь парковаться?
Хорошее настроение Дейзи растворилось быстрее, чем таблетки от головы, которые принял Джонс. Наконец, потеряв терпение, она с шумом вылезла из «сааба» и оказалась на площадке со всяким архитектурным хламом. Прохладу автомобильного салона с кондиционером тут же поглотила душная жара городского лета.
Дейзи не привыкла, чтобы на нее не обращали внимания. Даниель всегда подчеркивал, как она прекрасно выглядит, высказывал пожелания по поводу того, что ей надеть, касался ее волос, держал за руку. Если они выходили из дому, он тоже о ней заботился: проверял, тепло ли она оделась, интересовался, не хочется ли ей чего-нибудь съесть или выпить, – в общем, старался, чтобы ей было хорошо. Хотя, с другой стороны, у них ведь сейчас не свидание. Да и Даниеля рядом не оказалось в самое нужное время.
Мужчины. Дейзи невольно выругалась, совсем в духе Джонса, и тут же себя возненавидела, что становится одной из желчных и дерганых мужененавистниц, которых всегда презирала.
Рынок казался огромным и усталым: на высоких полках громоздились пиломатериалы, каменные плиты были сложены в зловещего вида башни, кладбищенские скульптуры пялились невидящими глазами куда-то вдаль. А за воротами из рифленого железа шумел лондонский транспорт, изрыгая сизый дым и сердито сигналя. При других обстоятельствах знакомство с новым архитектурным рынком наполнило бы ее радостным возбуждением, ожиданием чего-то приятного, как случается со старлетками, сидящими в первом ряду на модном показе. Но настроение Дейзи было испорчено – и все из-за отвратительного поведения Джонса. Она всегда зависела от чужого настроения, никогда не умела абстрагироваться. Если Даниель пребывал в мрачном расположении духа, она пыталась его развеселить, терпела поражение, сердилась на себя за неудачу и в конце концов тоже начинала кукситься. А на него, как нарочно, ее настроение не влияло.
– Никак не мог найти проклятый парковочный счетчик. Он оказался на двойной желтой.
Джонс прошел в ворота и направился к ней, похлопывая себя по карманам и всем своим видом излучая недовольство. Не буду ему отвечать, сердито подумала Дейзи, пока он не сбросит с себя это настроение и не начнет говорить по-человечески. Она отвернулась и зашагала к секции окон и зеркал, сложив руки на груди и втянув голову в плечи. Отошла на несколько шагов и услышала, как зазвонил его мобильный телефон, громко, на всю площадку, а затем точно так же прозвучал его взрывной ответ. Единственный покупатель, оказавшийся поблизости в этой части рынка, мужчина средних лет, в очках с тонкой оправой и в твидовом пиджаке, оглянулся, чтобы посмотреть, откуда столько шума, и она тоже сердито взглянула, как будто не имела никакого отношения к нарушителю спокойствия.
Дейзи продолжала идти, пока не оказалась в крытой части торговой площадки, как можно дальше от его голоса, и в ярости, что на нее так повлиял недостаток внимания со стороны Джонса, она едва обращала внимание на викторианскую сантехнику и зеркала с гравировкой. Как всякий выходец с юга с глубоко укорененным чувством превосходства, она тут же заклеймила его невежественным типом с дурными манерами – в духе своей сестры. Не важно, сколько у тебя денег, если ты не умеешь вести себя в обществе. «Вспомни Аристотеля Онассиса, – сказала бы Джулия. – Разве он не отрыгивал и не пукал, как босяк?» Видимо, все богачи – грубияны, рассуждала Дейзи, не имеющие обыкновения изменять своим привычкам ради других. Впрочем, она не была уверена: других по-настоящему богатых людей, кроме Джонса, она не знала.
Она остановилась перед небольшим витражным окном с улыбающимся херувимом. Она любила витражи: они редко попадались, но почти всегда очень удачно становились центром композиции. Сразу позабыв о своем дурном настроении, она принялась прикидывать, где бы его применить, мысленно перебирая все внутренние двери, окна и ширмы. Через несколько минут до нее дошло, что в «Аркадии» этот витраж ей не нужен. Она хотела купить его для себя. Уже несколько месяцев она почти ничего себе не покупала, кроме туалетных принадлежностей и продуктов. А ведь когда-то Дейзи считала посещение магазинов таким же необходимым для своего благополучия, как пища или воздух.
Она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть витраж в приглушенном свете павильона. Ни один сегмент не разбит, все детали на месте, что было необычным для витража такого размера. Присев на корточки, она поискала цену, а когда нашла, сразу выпрямилась и осторожно наклонила витраж обратно на стойку.