— Восемьдесят семь, — ответила Люсинда, направляясь к Джулии, чтобы поцеловать ее. — Здравствуй, любимая. Бабуля дома.
Люсинда присела рядом с Джулией. Большие ясные глаза Джулии осмотрели все — пройдясь по необработанным доскам, готовым игрушечным домикам и открытому окну, прежде чем остановиться на лице бабушки.
Диана стояла чуть поодаль и наблюдала. Люсинда была невысокой и худощавой, ее коротко подстриженные волосы — седыми, а одежда яркой: синяя блузка поверх красно-коричневых брюк. Ее длинное ожерелье из полированных агатов было куплено на уличном рынке в Мехико, в ее единственном совместном круизе с отцом Дианы одиннадцать лет назад — в год рождения Джулии и его смерти.
— Мааа, — сказала Джулия. — Бааа.
— Она называет нас, — улыбнулась Люсинда. — Мама и Бабуля.
— Правда? — спросила Диана, поразившись своему неверию.
— Да, — убежденно сказала Люсинда. — Конечно.
У Джулии была гиперчувствительная кожа, и Диана погладила ее белесые волосы так нежно, как только могла. На ощупь они были шелковистыми и тонкими. Они волнами спускались за уши девочки — подобно мягким светло-золотистым ручейкам.
— В возрасте Джулии у тебя были такие же кукурузного цвета волосы, — сказала Люсинда. — Шелковые и красивые. Теперь, скажи мне, что говорит Алан?
— Ох, мам. — Диана нервно сглотнула.
Люсинда схватилась за сердце.
— Дорогая?
Диана покачала головой:
— Нет, никаких плохих новостей, — сказала она. — То есть вообще без новостей. Ничего определенного, все по-старому.
— Она подросла?
— На одну восьмую дюйм [4] .
— А это не много? — хмурясь, спросила Люсинда. — За такой короткий срок?
— Нет! — резко ответила Диана, хотя и не собиралась кричать. — Это не много. Это абсолютно нормально, мам.
— Хорошо, дорогая, — сказала Люсинда, приняв позу Будды, как это про себя называла Диана: прямая спина, безмятежный взгляд, руки сложены у подбородка, словно в молитве. Возможно, внутри у нее было то же смятение, что и у Дианы, только она его лучше скрывала. — Ты с ним не ссорилась? — спросила она.
— Ссорилась?
— С Аланом, — сказала ее мать. — На сегодняшнем приеме…
— Ну… — нерешительно ответила Диана, вспомнив выражение лица Алана в тот момент, когда они покидали его офис.
— Диана?
— Почему он мне так сильно напоминает Тима? — проговорила она.
— Ох, дорогая.
— Походки у них похожи, — сказала Диана. — Их голоса звучат одинаково. У Алана волосы темнее, но летом они светлеют. Он носит очки, но когда снимает…
— Внешнее сходство, — сказала Люсинда.
— Я и сама себе это говорю, — ответила Диана. — Я чувствую себя так плохо, постоянно злясь на него. Каждый раз, когда я думаю о Тиме, у меня ноет живот. Я лежу, не сомкнув глаз, ненавидя его за боль, которую он причинил Джулии, но главное — я ненавижу его за то, что он бросил меня. Это так ужасно, будто я проглотила камень.
— Ой, ой, — вздохнула Люсинда.
— Я знаю. А когда я вижу Алана, то вспоминаю о Тиме. И у меня сразу всплывают мысли о боли и предательстве и о том, как яростно я ненавижу его брата…
— Нет, — прервала ее Люсинда. — Вот в это я не верю.
— Это так, мам. Я ненавижу Тима.
— Но я сомневаюсь, что бы Алан вызывал у тебя такие эмоции. Это невозможно. Он и не мог бы — он слишком хороший. Он беспокоится о тебе и о Джулии, он всегда рядом. Ты все придумываешь сама. Откуда бы ни взялись эти чувства, просто не забивай ими голову.
Диана подумала о глазах Алана, как они светились добротой и нежностью, когда он смотрел на Джулию. Она мысленно представила его ладони, обследующие тело Джулии, держащие ее искривленные ручонки так, словно они были самой великой драгоценностью во всем белом свете.
— Я знаю, что он хороший, — тихо сказала Диана.
— Дорогая, послушай меня, — сказала Люсинда. — Когда ты говоришь о проглоченном камне, я понимаю, что с тобой происходит. Ты сильна, ты взвалила бремя этого мира на свои плечи, но те гнетущие чувства, о которых ты говоришь, разрывают тебя на части.
От правды в словах матери глаза Дианы защипало. Когда она перестала горевать об отъезде Тима и у нее остались только горечь и гнев, Диана в один миг поняла, что совершила ошибку в самом начале: она выбрала не того брата.
— Я в порядке, — сказала Диана.
— Ты только так говоришь, но я вижу, как ты переживаешь. И когда звонит Алан, ты набрасываешься на него, будто он перед тобой виноват, а не Тим. А он просто пытается тебе помочь.
— Иногда он выбирает неудачное время, — буркнула Диана.
— Для него у тебя всегда неудачное время, — сказала Люсинда с улыбкой.
— Я устала, мам, — сказала Диана, испытывая неловкость от их разговора и двусмысленной улыбки матери.
— Вот выйду я на пенсию, — сказала Люсинда, обняв рукой Диану, — и хорошенько позабочусь о тебе.
У Дианы перехватило дыхание. Так хорошо, когда тебя любят. Она закрыла глаза и ощутила, как ее телу передалось тепло матери. Возможно, она выбрала не того брата, испортила себе жизнь, но у нее была самая лучшая в мире мать.
— У нас с Джулией большие планы по поводу твоего выхода на пенсию, — проговорила Диана.
— Ох, дорогая, — сказала Люсинда. — Только без вечеринки, хорошо? Я знаю, что ты хочешь что-нибудь сделать для меня, и я ценю это, но я не большая любительница сюрпризов.
— Никаких вечеринок, — ответила Диана.
— К тому же в библиотеке устраивают танцы, — сказала Люсинда. — Думаю, они собираются подарить мне памятную дощечку с именем или что-то в этом роде. Мне придется притвориться, что я несказанно удивлена. Например, так. — Она изобразила любимую ужимку Бетти Буп: широко распахнутые глаза и раскрытый рот, кончики пальцев, сложенные в изумлении у подбородка.
— Очень убедительно, — смеясь, сказала Диана.
— Не то чтобы я была неблагодарна, — сказала Люсинда, — это не так — я люблю их всех и буду жутко по ним скучать. Но с меня хватит, дорогая. Сорок лет с отекшими ногами — и теперь я хочу от души зашвырнуть эти дурацкие оксфорды подальше в болота и никогда их больше не видеть.
— Мы с Джулией что-нибудь придумаем для разминки ног, — сказала Диана.
— Ах, — сказала Люсинда, блаженно прикрыв глаза и отсчитывая секунды до пятнадцатого июля.
— Глиии, — протянула Джулия.
— Только представь себе, Джулия. У меня появится свободное время, я смогу прочитать все те книги, до которых у меня не доходили руки. Поможешь мне наверстать упущенное? — спросила Люсинда, прежде чем открыть глаза.