Территория Академии и церковь открыты для публики по воскресеньям, и верующие, бывая на мессе, часто несут сюда дары. Статуя установлена на естественном гранитном выступе, сплошь усеянном открытками, записками с просьбами, именами живущих и мертвых, нуждающихся в заступничестве, чудотворными медальонами, юбилейными медалями Общества анонимных алкоголиков, обетованными свечами в высоких красных стеклянных подсвечниках, монетами, даже кусочками фруктов. Хотя прошло много лет с момента явления Девы, о котором даже официального объявления сделано не было — епископ фактически приказал не разглашать весть, — слухи распространялись, и верующие продолжали бывать в этом месте.
— Берни, — окликнул ее Том, — посмотри сюда.
От его тона она похолодела, но подошла и спросила, вглядываясь в тонкие царапины у свода арки:
— Что?
Том ткнул пальцем — золотое кольцо Келли в виде креста глухо сверкнуло в сумеречном свете. Он молча протянул Берни очки в серебряной оправе. Надев их, она встала на цыпочки и действительно увидела следы резца там, где вандалы выломали из стены камни.
— Понятия не имею, что это значит, — пробормотал Том. — А ты?
Она не ответила, пристально глядя на него.
Том обнял ее и слегка приподнял, чтобы ей лучше было видно. Придвинувшись ближе, она затаила дыхание, спиной чувствуя биение его сердца, читая нацарапанные на камне слова:
Я сплю, а сердце мое бодрствует.
— Как думаете, когда папа приедет? — спросила Агнес утром в среду, как только первые лучи солнца осветили прозрачные белые шторы.
— Смотрите-ка, заговорила! — усмехнулась Реджис, лежа точно в такой же кровати в другом конце комнаты.
Агнес только улыбнулась в ответ, натянув покрывало до подбородка. С верхней койки на нее упал плюшевый медвежонок, свесилась перевернутая голова Сесилии.
— И во вторник говорила, — добавила она, повернув голову, чтобы видеть Реджис, потряхивая над Агнес темными кудряшками. — Вчера, когда мама читала папино письмо…
— Это не считается, — заметила Реджис. — Мы все были в шоке.
— Мама не все прочитала, — сказала Агнес. — Видели?
— Я видела, — подтвердила Сесилия. — К чему теперь секреты, раз он возвращается?
Воцарившееся молчание вновь нарушила Агнес.
— Приедет домой к твоей свадьбе?
— Так в письме написано.
— Если мама позволит, — вставила Агнес.
— Конечно, позволит.
— Ты никогда не думаешь о том, что он сделал? — спросила Сесилия.
— Питер тоже все время об этом спрашивает, — проворчала Реджис.
— Не думаешь?
— Мы все об этом думаем, — сказала Агнес, зная, что сестра относится к делу иначе: все они были в Ирландии, но одна она была рядом с отцом, видела драку, может быть, чувствовала на своей щеке жаркое дыхание Грега Уайта.
— Я не думаю, — упрямо повторила Реджис. — Почти ничего не помню. Все произошло очень быстро.
— Во сне видишь, — настаивала Агнес. — Вскакиваешь и кричишь…
Реджис быстро затрясла головой и махнула рукой, чтобы сестра замолчала. Невозможно говорить об этом. Во время следствия она пережила тяжелую травму, лечилась в больнице Святого Финана от шока. А когда оправилась настолько, чтобы дать показания, отец признал себя виновным, и ее в суд не вызвали.
— …и кричишь: «Помоги, помоги, помоги»… — продолжала Сес. — Иногда что-то еще говоришь, да я не разберу.
Реджис молчала.
Агнес знала: во сне она видит отца в тюрьме, зарешеченное окно, за которым не видно неба. То, о чем Реджис не в силах думать днем, преследует ее во сне. Иногда Агнес чувствует такую близость с сестрой, что верит, будто их сны сливаются, они идут одной дорогой, чтобы побыть во сне с отцом, раз это невозможно в реальной жизни.
— Какой он будет, когда приедет? — спросила Сес.
— Не знаю, — ответила Реджис. — Даже не знаю, заговорит ли со мной.
— Ох, Боже, — вздохнула Агнес. Она тоже виновата. Могла не выпускать Реджис из дома. Глядя в тот день, как сестра натягивает дождевик, жестом приказывая ничего не говорить матери, Агнес чувствовала ледяные мурашки на коже. У нее было предчувствие — не собственно смерти, а чего-то ужасного. Иногда являются видения, вспыхивает прозрение, намек на картину… В тот день она схватила Реджис за руку, попросив: «Не ходи. Папа через минуту вернется». Сестра вырвала руку: «Я должна идти». Слово «должна» прозвучало столь же решительно и напряженно, как стремление Агнес ее удержать. Поэтому она отпустила сестру, после чего их семья развалилась, и Реджис по-прежнему все это прячет в душе.
— Агнес, — сказала она теперь, — мы все должны прояснить до папиного приезда. Не вини себя за мой поступок.
— Но ведь я знала, — возразила Агнес.
— Она знала, что будет, — пояснила Сес. — У нее такой дар.
Агнес хотелось бы не обладать таким даром, но Сес права. Она — иногда, не всегда, — что-то видит и чувствует, нельзя отрицать. Однажды ей приснилось, что мать завтра пойдет собирать для них чернику — и точно. В другом сне Реджис среди ночи споткнулась по пути в ванную, свалив с полки снимок в рамке — и точно. Стекло разбилось, она упала на осколки. Агнес взглянула на белый шрам в виде полумесяца, гладкий, блестящий, прямо под левой коленной чашечкой Реджис. Порой ее посещает пугающее предвидение.
— Давайте говорить реально, оставим фантастику, — сказала Реджис. — Надо с этим покончить, чтобы не расстраивать папу.
— Согласна, — кивнула Агнес.
— Какой он? — задумчиво спросила Сес. — Иногда его трудно вспомнить. Он будет рад нас видеть? Они с мамой опять будут счастливы? Можешь сказать, Агнес?
— Нет, — ответила Агнес, крепко держа себя в руках, желая, чтобы отец не представал перед ней всегда в одном и том же виде, старающимся разглядеть сквозь решетку клочок серебристо-голубого неба, со сжавшимися в узел мышцами, мечущимся, как лев в зоопарке, с обливающимся кровью сердцем оттого, что семья забыла его.
— Можешь, только не хочешь, — заметила Сес.
Агнес опустила голову. В Ирландии все остальные влюбились в берега, каменные стены и пабы. А она влюбилась в сказочные форты, в круги из каменных столбов. Влюбилась в каждый ирландский город, название которого начинается на «лис» — это означает, что там жили феи.
— Хватит, Сес, отстань от нее, — сказала Реджис. — Агнес знает не больше, чем мы. Подождем, увидим.
Но она знала. Сама не понимала, что это — второе зрение или простой здравый смысл. Только видела, что все не так. Как такое могло случиться? Ее отец убил человека…
— Ты о нем когда-нибудь думаешь? — тихо спросила она.