— Да ведь он меня с собой не взял. В том и дело.
Не надо было вообще рассказывать.
Она упрашивала отца разрешить ей помочь ему строить замок из камней и сучьев, а он велел сидеть на берегу с матерью, играть с Агнес. И ушел. Она стояла, смотрела, как он становится меньше и меньше, шагая по рельсам со складным штативом на плече. Ожидая его возвращения, строила для него песочный замок, мать с Агнес таскали сырой песок для башен. Через двадцать минут его размыли волны.
Сейчас на глаза ей попался кусок дерева без коры и хвои, выцветший в непогоду до костяного серебристо-белого цвета. Реджис задумалась, давно ли он тут лежит, может быть, даже отец подобрал его для своей замковой башни тринадцать лет назад.
— Я люблю тебя, Реджис, — сказал Питер. — Хочу о тебе заботиться. Не карабкаться по скалам, а на берегу под солнцем строить с тобой песочные замки. Что ты скажешь на это?
— Скажу, что песочные замки непрочные, — прошептала она, пристально глядя в его голубые глаза.
Вдалеке прозвучал долгий скорбный свисток поезда, словно предупреждая о приближении чего-то ужасного.
Управляя делами монастыря, школы и виноградника, сестра Бернадетта привыкла принимать массу решений и в значительной степени руководить множеством жизней. Она устанавливает распорядок, расписание праздников и выходных, время молитвы, поста, высадки новых сортов винограда.
Погодой, конечно, не распоряжается — если молиться о суши для сладких сортов, то засуха погубит шардоне. С другой стороны, при обильных дождях корни подгнивают — однажды всем лозам на склоне грозила гибель. Берни все-таки попросила Тома выкопать в том году дренажные канавы и спасла урожай. Всегда новичкам повторяет: «Бог стоит у руля, а вы гребете. Приплывете в любой колледж, в какой пожелаете. Соберете виноградные гроздья, о которых мечтали…»
В данный момент в запылившемся одеянии, с грязными ногтями, она стояла на самом высоком холме в винограднике и смотрела, как ее брат трудится на берегу, зная, что он делает что-то не то. Услыхав скрип, оглянулась, увидела поднимавшегося по тропинке Тома с тачкой. Попробовала спрятаться в покрытых листвой лозах, но он уже увидел ее.
— Доброе утро, сестра.
— Привет, — ответила она.
— Что ты тут делаешь? — спросил он, громыхая тачкой и сворачивая с дорожки.
— Лозы подрезаю. По-моему, в этом году нас ждет хороший урожай.
— Угу, похоже на то, — буркнул он. — С ирригационной системой дела идут лучше?
— Кажется. Хотя хорошо бы, чтобы дождь пошел. Боюсь, как бы колодец не высох.
— Я за ним присмотрю, — пообещал Том.
— Приказав его выкопать, твой прадед вряд ли думал, что он будет снабжать водой монашескую общину, которая откроет школу и разведет виноградник.
— Наверняка думал. Больше всего на свете он любил монашек и выпивку.
— Ты, обыватель, — это не выпивка, — усмехнулась она, — а изысканное вино.
— Ты кого это назвала обывателем? — Том подошел поближе.
Берни шагнула назад, отвернулась. Дунувший по холму ветер бросил плат на лицо. Чувствуя, что Том стоит рядом, она откинула плат с глаз.
— Взгляни на моего брата.
Джон стоял на берегу у разбитого валуна, связывал цепью крупные осколки и вытаскивал на берег за линию прилива. Берни наблюдала за ним весь день. Теперь он взвалил камень на плечо, слегка пошатнулся и бросил в общую кучу.
— Сооружает новую скульптуру, — сказал Том. — Слушай, не ты ли его наставляла, советуя «сбросить с плеч ношу»?
— Хорошо бы. Хотелось бы мне вразумить их с Хонор.
— Да? Что бы ты им сказала?
— Посоветовала бы не ссориться из-за того, что им отлично известно. Они любят друг друга, у них трое детей…
— Утверждаешь, что дети связывают родителей? — спросил Том.
— Нет, не утверждаю. — Она сверкнула на него глазами.
— А мне только что послышалось.
— Зачем тебе вдруг понадобилось осложнять ситуацию? — спросила она. — Столько лет мы работали вместе изо дня в день. Я тебя вижу повсюду, ты ведешь за меня дела. Никогда никаких проблем не возникало. Почему теперь? Что случилось?
Он покачал головой, глядя на Джона.
— Все время их перед собой вижу. Джона и Хонор.
— Какое это к нам имеет отношение? — спросила Берни. Том искоса бросил на нее долгий мрачный взгляд, отчего она покраснела. Впрочем, не желая сдаваться, прямо взглянула ему в глаза. — Отвечай, Томас Келли.
— Слушай, — он схватил ее за плечи. — Может быть, ты прошла долгий путь, чтобы стать матерью-настоятельницей. Я этого не знаю и знать не хочу. Пусть для всех ты сестра Бернадетта Игнациус, а для меня по-прежнему Берни. Моя Берни…
Она заледенела, не в силах вымолвить ни слова.
— Разве любовь не священна? — допытывался он. — Разве бывает что-нибудь священнее, даже для такой верующей, как ты?
— Нет, — тихо признала она.
— О чем тогда еще говорить?
— Любовь для каждого разная, — сказала Берни. — Я люблю Бога. Сделала выбор и живу с тех пор такой жизнью.
— Знаю, — кивнул он, по-прежнему держа ее за плечи и глядя в глаза. Ей казалось, будто он хочет из нее что-то вытрясти… И вдруг Том выпустил ее. — Прости.
— Ничего.
— Просто Джон вернулся домой. И мне захотелось вернуть прежние времена. Помнишь? Когда мы все были молоды, куролесили на холмах… Помнишь, как тайком таскали вино из погреба моего деда, распивали за стенами?
— Помню.
— Тогда ты нарушала правила точно так же, как все.
— Правда. — Берни отвела глаза.
— Я думал, мы все вместе будем растить своих детей.
— Тебе надо жениться, — прошептала она. — Еще не поздно завести семью.
— Да? — спросил он. — Не будешь возражать, видя меня с женой и сынишкой в коляске?
— Не буду. Желаю тебе этого.
Том посмотрел на Берни сверху вниз, и она постаралась убрать с лица озабоченное выражение, скрыть волнение, думая прежде всего о том, чтобы Том ничего не заметил.
— Ах, Берни, вот моя семья.
Он повел рукой, охватывая широким жестом территорию Академии, виноградник, берег, ее, стоявшую рядом. У нее из глаз покатились слезы. Том протянул руку, большим пальцем смахнул их со щек.
— Все лицо перепачкала, — проворчал он. — Матери-настоятельнице больше нечем заняться, кроме подрезки виноградных лоз?
— Что может быть важней земледелия? — сказала она.
— Надо нам с этой парочкой что-то делать, — кивнул он вниз.